мне улыбнулась.
Я подумал тогда, что боги лукавили, когда посылали с жрецом это пророчество. Сложновато Шамиран будет спасти нас из нижнего мира.
В любом случае, катись всё к Эрешкигаль, уж я-то выживу.
Я всегда выживаю.
Кони чинно шагают к дворцовым воротам. Каждое движение отзывается в пояснице ослепительной болью. Мне остаётся только надеяться, что вечером станет легче. Праздновать чернь любит, особенно во славу великой защитницы Урука. Церемония в храме и пир с дармовым хлебом да пивом должны их отвлечь.
Но наступает вечер, и вместо меня повсюду царит Шамиран. Уж на что моя власть велика, но избавиться от её статуй я не могу – бунт вспыхнет мгновенно. Попытался как-то утром из собственной спальни её бюст убрать. Чудится, будто смотрит. Так придворные решили, что меня пленил демон, а весь Урук шептался, будто “великий энзи” обезумел. И действенный рецепт нашёлся, как от того демона избавиться – нужно только одну травку царю в вино добавить, он и не заметит. Всех демонов отпугнёт. Вообще всех.
Ту травку я потом и правда в вино добавил – и впрямь прекрасно она галлу отпугивает. В том числе тех, кто слухи распускает и царскую власть не чтит.
Но статую пришлось вернуть и три дня потом в храме Шамиран каяться. Как будто богине есть до этого дело, как будто она меня из нижнего мира услышит! А ещё, конечно, заплатить Верховной жрице, Эн-Ниневии. Неубиваемая шлюха, сколько раз я её травил и всё без толку. Возвысилась уже после ухода Шамиран – даже интересно, как бы они друг друга вынесли. Была бы пылью у ног богини, не больше. Зато сейчас свысока смотрит, будто она повелитель Иштарии, а не я.
Последний солнечный луч тонет за горизонтом. Вспыхивают в алом свете золотые перила церемониального паланкина – не могу я приехать к храму Шамиран на коне. Пытался, конечно. Саму Шамиран это нисколько не волновало, а вот Ниневия, став Эн, объявила, что такое нарушение церемониала оскорбляет богиню. Как будто мужчина, воин, собирается великую госпожу взять силой.
Взять силой Шамиран! Ничего смешнее в жизни не слышал.
Пришлось вернуться к паланкину – только для церемоний. Сейчас я Ниневии даже благодарен – мне так худо, что в седле я бы вряд ли усидел.
Дело в противоядии, меня всегда от него мутит. Но лучше так, чем смерть. А что на обеде с послом из Чёрного Солнца меня пытались отравить – так это естественно. У господина Тута яд давно стал доброй традицией. И ведь каждый раз яд новый. Чтоб он сам от него подох! Я сколько раз наши кубки менял и блюда требовал со мной делить – нет, не травится. Как скорпион – эти твари такие же живучие. Или скарабеи, его покровители. Жуки навозные.
Посмотрел Тут на трупы энвазинов – я приказал живописно их вокруг нашей беседки развесить. Так, чтобы голова их патриарха прямо над столом, там, где Тут сидел, болталась.
Она и болталась. И смердела так, что мне кусок в горло не лез. А уж от мух спасения не было – впрочем, они и раньше на благовония Тута слетались.
Посла Чёрного Солнца трупы не смутили. Да, на заговор энвазинов он деньги