даже в выходной, но отец вместо возражений достал с полки трактат о человеческом теле.
– Будь добра прочесть и написать доклад о том, каковы оптимальные условия для существования и правильного функционирования человека. Как только закончишь, вернёшься в лабораторию.
Милли уложилась в два дня и явилась к нему просветлённая:
– Оказывается, все эти глупости не бессмысленные вовсе, сон, правильная еда, прогулки и отдых нужны не потому, что взрослым так хочется. – И она выложила на стол длинный список, включающий режим дня и диету, которую отец счёл чересчур строгой.
– Забываешь о радости жизни, ну да ладно, разберёшься ещё. Всё поняла?
Милли только кивнула. Она не дурочка, как могло показаться, наоборот, слишком умна и уже привыкла, что всякую данность взрослого мира нужно проверять логикой и практикой. В результате оказывалось, что многое «нельзя» очень даже допустимо, без «необходимого» можно прожить, а всякое там «неприличное» или «святое» почти всегда иллюзорно. Ей достаточно легко давались прогнозы на уровне школьной и домашней жизни – Милли замечала столько деталей, что они часто складывались в понятную картинку ближайшего будущего, о которой лучше бы помалкивать. Поначалу-то она могла предупредить учителя, что соседка по парте скорей всего не придёт сегодня, а потом удивлялась его недоумению. То, что папаша Сонии вчера вернулся весь избитый и теперь девочка ухаживает за больным, для неё было так же очевидно, как и знание, что красная луна предвещает песчаную бурю, – зарплатный день у докеров всегда заканчивался попойкой, а потом и дракой. Злой, но туповатый Мирек неизменно в неё ввязывался и получал по шее. А что докерам платят ровнёхонько пятнадцатого, она помнила, потому что их жёны всегда брали лекарства в долг до шестнадцатого. Поэтому ещё с вечера Милли напоминала отцу, что нужно заготовить побольше свинцовой примочки. Он-то её понимал отлично, а вот в школе начинали шептаться и называть ведьмой – с чего бы девчонке из чистого района знать, кого этой ночью избили в портовых кабаках? Так что Милли научилась не высовываться, но втайне жалела, что магического дара не было на самом деле, а так хотелось бы. Отец учил Милли простейшим схемам, позволяющим собирать энергию, но выкачивать её она не умела. Это как дождь – одно дело выставить во двор ведро и набрать немного воды, а другое дело – вызывать ливень щелчком пальцев. Зато всё, что можно было прочитать и применять, Милли вызубрила. Ей легко давались чертежи и таблицы, построение причинно-следственных связей и наблюдение за вероятностями. Ошибалась она редко, обычно там, где дело касалось отношений мужчин и женщин – чувства нарушали прогнозы. Также проблемой были глупцы, которые зачастую действовали импульсивно и вопреки собственной выгоде, но Милли решила учитывать их как переменную величину.
Всё это звучит несколько тяжеловесно, но на самом деле Милли оставалась ребёнком, хоть и увлекалась серьёзными вещами. Любое событие, да и весь мир казались ей мозаикой, на которую можно взглянуть сверху и найти закономерности. Случайных кусочков