автомате ходила на работу, приходила домой, ела что-то приготовленное мамой, молча сидела перед телевизором и засыпала, приняв снотворное. Мама выдавала ей по одной таблетке, остальное прятала – боялась, что дочь наглотается. Через год Маша отошла настолько, что начала встречаться с бывшим своим одноклассником, хоть мама и говорила, что это дурной тон. Маша ее не слушала. А потом она встретила как-то бывшего своего бухгалтера Наину Львовну. Та сделала вид, что обрадовалась Маше, и затащила ее в кафе. И там, без всяких дополнительных вопросов, рассказала, что ребенок у директора родился очень болезненным, что они с женой истратили уже кучу денег на врачей, но толку пока нету. И не будет, потому что болезнь связана с генетикой, это наследственное. Директор, конечно, никому ничего не рассказывает, но она, Наина, устроила ему консультацию знакомого врача такого профиля, что кое-что стало ясно. На самого директора смотреть страшно, но все знают, что больного ребенка он никогда не бросит – очень порядочный человек.
Дома Маша от души поругалась с мамой. Все ее советы оказались никчемными. И даже больше – теперь все несчастливы: и Маша, и он, и его жена, и малыш, которому лучше было вообще не рождаться.
«Нечего на меня сваливать, – отвечала мать, – самой надо было решать». И это было правдой.
Но встреча с Наиной оказалась в какой-то степени полезной. Маша очнулась от спячки и поняла, что прошлое не вернется никогда.
Девушка тяжко вздохнула. В отличие от истории с Антоном эту часть своей жизни она не могла вспоминать без душевной боли.
Прошло три дня, а на четвертый Татьяна срочно вызвала подругу к нотариусу, чтобы оформить продажу квартиры да заодно и покупку двух других. Рустам к нотариусу не явился – ему и не надо, без него прекрасно можно обойтись.
– Сказал, что ему слишком больно тебя видеть… – посмеиваясь, сообщила Татьяна, – что ты нанесла ему незаживающую рану, которую никакое время не вылечит.
– Придурок! – скривилась Маша, ей было ужасно стыдно, что раньше такие банальные слова она воспринимала всерьез, да что там, просто таяла от того, как он их произносил, от его бархатного голоса, от его влажных темных глаз…
– Эй, Русакова, ты опять в астрале? – воззвала Танька в трубку. – Очнись!
– Да нет, – буркнула Маша, – значит, завтра, к одиннадцати, я не опоздаю.
Наутро Татьяна встретила ее у дверей нотариуса в некотором смущении.
– Понимаешь, такое дело… – она смущенно отводила глаза, как будто разглядывала пятно на стене.
– Что, все сорвалось? – испугалась Маша. – Эти люди отказались покупать?
– Да нет, с ними все в порядке, они уже деньги перечислили на специальный счет.
– Что, Рустам не выписался?
– Да нет, он-то выписался… но…
– Говори толком! – рявкнула Маша. – Что ты резину тянешь, только нервируешь меня!
– Он выписался, только перед этим все из твоей квартиры увез. Понимаешь, – затараторила Танька, – Юрашу срочно перевели на другого