но Джоуи как бы делал их своими собственными: свастики, черепа, звезды Давида, кресты, анхи, знаки мира. Бет не знала, что все это значит для него. Может, ничего. Акт чистого, бессмысленного вандализма. Шипение баллончика напоминало шелест листьев на ночном ветру.
Затем он перешел к надгробиям, помчавшись вдоль склона так быстро, что Бет пришлось перейти на бег, иначе она отстала бы. Джоуи перечеркивал имена и даты красными крестами, то и дело останавливаясь, чтобы нарисовать череп или знак вопроса. В свете Артефакта краска на холодных бледных плитах казалась темнее – коричневой или даже черной.
Бет подумала, что для него это как секс. Резкие движения. Эякуляция краски.
Мысль показалась ей забавной, но Бет была ближе к истине, чем думала сама. Когда баллончик опустел, Джоуи метнул его в небо – может быть, метя в Артефакт. Баллончик взлетел высоко и бесшумно упал в траву среди могил. Бет подошла к Джоуи и, когда он обернулся, заметила сквозь его джинсы эрекцию. Она вздрогнула от возбуждения и отвращения одновременно.
Он толкнул ее в траву на границе леса. Она покорно упала. Было поздно, рядом не замечалось никого, а воздух казался пугающе наэлектризованным. С океана дул прохладный ветер, принося густой запах ночи и соли. Бет позволила Джоуи задрать ей юбку. Склонившись над ней, он казался бесформенным, словно нечто, упавшее с небес. Она приподнялась, давая ему стянуть трусики. Он шумно и отрывисто дышал. Его член был твердым и холодным, как сама ночь. Первую минуту было больно. Потом нет.
Этого она от него хотела? Поэтому привязалась к Джоуи Коммонеру, как алкоголик к бутылке?
Нет, не только. Не только этого толчка, краткого забвения и липкого окончания.
Джоуи был опасен.
Она хотела его – не вопреки этому, а именно поэтому.
Эти мысли беспокоили ее, и она позволяла их себе только в минуты спокойствия, которые наступали после секса.
Он натянул штаны и сел рядом с ней. Вдруг устыдившись своей наготы, Бет расправила юбку. Трахаться на кладбище. Боже мой.
Она посмотрела туда же, куда и Джоуи. С холма были видны огни центра Бьюкенена и мерцающая рябь моря.
– Как-нибудь натворим серьезных дел, – сказал Джоуи.
Он часто так говорил. Бет понимала, что он имеет в виду. Что-то действительно опасное. Что-то действительно плохое.
– Мы с тобой, – сказал он, обнимая ее за плечи.
«Он как дикий зверь, – думала Бет. – Дикий жеребец. Мустанг, который позволил тебе объездить его и кататься на нем по ночам. По всяким диким местам. На край обрыва».
Она закрыла глаза и представила. Представила, как скачет на Джоуи-мустанге на вершину крутого известнякового холма. Далеко внизу – пустыня. Ночь полна звезд, как и сейчас. Вокруг ни души, только Бет, ее дикий жеребец и головокружительная бездна.
Она пришпоривает его пятками.
И он прыгает.
Позже они заметили фары маленькой машинки для гольфа, на которой сторож объезжал кладбище по ночам,