о помидорах! – подумал я. – Все-таки взрослые…» – но эту мысль я не успел додумать, потому что остановился – дверь сарая была распахнута настежь! Мы бросились внутрь – колесо исчезло. Пока я стоял, разинув рот, папа уже метался по сараю. А я и не пробовал искать. Я понял, что все пропало.
– Пропали только металлические вещи, – сказал папа, – лопата, кирка, грабли, гвоздодер. Это бомжи забрались и на металлолом утащили.
Назад мы ехали уже в темноте, мимо придорожных огней, и молчали. Я не знаю, о чем думал папа, а я думал, что если бомжи не дураки, то они не сдали мой вечный двигатель на металлолом. А может быть, наоборот – сдали, потому что они не знают, какая это уникальная вещь.
– Не расстраивайся, ведь ты можешь собрать другой, – сказал папа неуверенно.
И я, конечно, собрал, примерно через месяц. Но – вот странное дело! – он не работал. Как я ни привязывал гайки, колесо все равно останавливалось рано или поздно. Я не мог понять, в чем дело. И приходили на ум только папины мудреные объяснения, что это невозможно по всяким там законам. Я понял только одно, что теперь все эти законы работали как положено, потому что я про них знал, а раньше, когда я не знал, они не работали, а колесо мое, наоборот, – работало, крутилось. Я поделился с папой своими мыслями. Он выслушал меня серьезно и сказал: «Это, брат, субъективизм махровый». Я хотел спросить папу, что такое «субъективизм», но спохватился и промолчал. А то из-за этого еще что-нибудь работать перестанет, что я, может быть, изобрету.
Аркаша и Золотая Рыбка
Считается, что всем детям очень нравятся другие дети. Что им вместе ужасно весело. Так думают взрослые. Поэтому, пока я не стал взрослым, хочу сказать, что это неправда. Это собакам всегда нравятся другие собаки, и они обязательно играют или дерутся.
Ну вот, главное сказано.
А вообще, эта история так начиналась:
– Надо на морского червя, – сказал папа, когда мы собирались на рыбалку.
Он затачивал о брусок наши рыболовные крючки.
– Я помню, как мы в семьдесят втором году на плавленый сырок «Дружба» красноперку ловили, – сказал дедушка, выражая свое презрение к нынешней красноперке, которой вот подавай теперь морского червя.
– Смотри, Славка, завтра катер в шесть утра, – сказал мне папа, поглядывая на часы, – поедем с тобой на мыс Песчаный, там, говорят, хорошо клюет.
– Ох, ты… ближний свет, – сказал дедушка, – я помню, как она на Спортивной гавани в центре клевала, по двадцати штук за полчаса, еще когда там рыбоконсервный завод стоял, а сейчас и на Песчаном без толку просидите.
– Да что ты каркаешь! – рассердился папа.
– Ну, ладно, ладно, – смирился дед, – хоть проветритесь, и то толк.
И мы поехали. Я очень люблю ездить на катере. Если бы я не решил стать спортсменом, я бы решил стать матросом. Я за свою жизнь путешествовал на поезде, на самолете и на автобусе, конечно. Но катер лучше всего. И на катере лучше всего пахнет. Нет, не морем, а самим катером. Я не знаю, откуда у него берется такой особенный запах. И капитан даже