денежной фирмы и в Финляндию, и в Германию, и в Австрию…
Настя не любит его родных. Она любит Емельяна и Ольгу, да и Романа. А вот он, – мнение Насти, – любит их мало. Мог бы в Финляндию с Емельяном (хозяин фирмы берёт ребёнка в Лондон). В Австрию мог бы с ней и Оленькой на её материнских руках. А в Прагу к добрым чехам на целый месяц. И финны, и австрийцы, и чехи добрые, когда пьют водку у них дома, а на родине они жмоты. Но ей бы хотелось вывозить детей в другие страны, которых не видела она, дочь техников с Подмосковной оборонки. Вроде, убедил. Но когда его премируют Италией…
В то время он бывает редко у родных, мама и папа умоляют: «Ник горюет, а тебя нет!» Да и Веры нет, она моет полы в церкви.
Уно-уно, дуе-дуе, пронто-пронто, модерато…
– Ромка, мы мечтали – в Италию!..
Настя не могла выдержать тотальной нелюбви. Ведь Емельян настроился на Венецию, на Рим… Но отец предаёт умного Емельяна, так на себя похожего, да и Ольга в отца… Вопль Насти: «О, почему ты не любишь нас!»
В тургруппе к Роману с почтением. И только итальянец, водитель автобуса, напоминает Николлино: «Ваш слюга, сеньор…» Такие трудные перегоны (Милан – Флоренция – Рим), а картинные галереи: Ватикан, длинные коридоры Уффици…
О, Николлино, Николлино… Чиполлино, Чиполлино.
Они у витрины в Риме. Тепло. А недавно в Венеции снег. Ярлык на корзинке с луком. Хохот. Имя мальчика из сказки, а также шутливое ещё одно имя Ника, данное ему братом, – это просто лук по-итальянски!
Мамина легенда. Её предок, богатый русский купец, вывез из Сорренто бедную девушку, «и вот наш род обрёл другую кровь».
– Вы были в Сорренто?
– Нет.
Как он утомлён Италией! И обслуживанием Николлино… Да и развод с Настей впереди…
– Мне никогда не нравилась твоя Настя.
– А отчего она должна нравиться тебе, ведь она – моя жена, а не твоя.
Ник приподнимает Челинтановские брови:
– Ты, Ромка, того?
Понятно, – Настя жена Романа… Понятно? Как бы не так! Ася – чья была? А Маша? Но – святое! Не гуманно (мнение родителей) напоминать об ерунде. Оба активные атеисты, но заповедь о второй щёке…
Когда Роман отдельно от родных, к нему возвращаются друзья. С Костей Дяковым говорят о том, как много дряни. Например, по телевизору в роли нормальных больные, выдают пошлости. Одна бабка-калека (так говорит Дяков, и это коробит Романа) открыто насаждает разврат, мол, это толерантность. Вернуть бы мораль, как в советское время. Коммунист Дяков во фракции, его кабинет в здании Думы на Охотном ряду. Денежная фирма обанкротилась, у Романа не лучшие времена, а тут нужен технарь. Денег немного, зато почёт…
Дома радует больную маму: будет думать в Думе! А мама не рада:
– Ты забыл о брате, Роман!
Брат делает политическую карьеру (удивительно, но факт!!) на «Светлячке» (название предприятия), лидер «Движения за права…» Вот кому работать в Думе!
Припарковав машину в Георгиевском переулке, идут в застеклённый холл, через кабину металлоискателя… Двое братьев Андреяновых.