терпения дождаться, пока прибывшие вступят в дом.
Даже конунг с большим трудом сохранял невозмутимость. Сейчас он узнает, насколько хватило его удачи – той, которую он посылал с войском. Много ли людей погибло? Много ли взято добычи? Без потерь никакое дело не обходится, но если погибших много, а добычи мало, то пострадает его честь. Он, Олав-конунг, будет считаться лишенным удачи. Но если добыча хороша, то и его слава возрастет даже сильнее, чем увеличатся богатства – молва преувеличит их, так что его станут считать еще удачливее, чем он есть.
Лодьи сидели низко, видно было, что тяжело нагружены. Но чем? Две тысячи с небольшим, как сказал последний из гонцов, – это очень мало, это меньше половины того числа, что уходило. Мерен, часть чуди и словен с Помостья уже разошлись по своим домам, но даже с учетом этого…
Олав не отличался остротой чувств, но сейчас сердце билось так гулко, что было трудно дышать. Гребцы то и дело оборачиваются, чтобы взглянуть в эту сторону, он уже различает лица… и никого не узнает! Непривычно смуглые, кто в овчинных колпаках, надвинутых на глаза, кто в круглых цветных шапочках, широченные счастливые улыбки из гущи свалявшихся бород… На руле передней лодьи сидит какой-то здоровяк с вроде бы знакомым лицом… рядом с ним довольный Альмунд, значит, это один из его сыновей, но Олав, хоть и знал обоих с рождения, сейчас не мог сказать который.
Конунг покосился на жену. Сванхейд стояла рядом с ним, сжав руки под теплой куньей накидкой, и на лице у нее отражалось требовательное ожидание, будто она собиралась спросить: оправдали ли ее доверие воины, которых она провожала в поход? Олав очень надеялся, что под ее накидкой прячется его наследник, и ради него еще сильнее жаждал убедиться, что родовая удача им не изменила.
– Я не вижу Гримова стяга, – раздался с другой стороны от него голос Ульвхильд. – Он ведь должен быть впереди!
Олав обернулся к дочери: в точно такой же накидке, как у мачехи, она стояла, величаво выпрямившись, и шарила глазами по приближающимся лодьям.
– Я почти ничьих стягов не вижу! – добавила Сванхейд. – Только твой… но где сам Боргар?
Малый конунгов стяг был вручен Боргару Черному Лису – старшему над дружиной Хольмгарда и всем северным войском. Этот стяг вился на высоком древке над кормой передней лодьи, где ехал Альмунд. Второй из Альмундовых сыновей стоял на носу, будто ему не терпелось перескочить на берег. Этот второй – Свенельд, теперь Олав его признал и поразился переменам. Но самого Черного Лиса он не находил. Не может ведь хёвдинг, человек к тому же далеко не молодой, сидеть среди гребцов!
Они все ближе, ближе… Десятки лодий, одновременно летящих к причалу, казались неудержимой волной силы, которая накатит и смоет. На миг подумалось: не ждало ничего хорошего те берега, где они вот так же стремительно высаживались ради добычи и славы…
Дружный рев нарастал, с каждой лодьи трубили рога, заглушая приветственный шум с берега: внешний причал, вежа, внутренний причал