пониманию того, как мыслит и действует извращенный маньяк-убийца, что вполне естественно, ведь я и сам был извращенным маньяком-убийцей, но об этом не знал никто, кроме Деборы.
И хотя о моей истинной природе Деборе стало известно лишь недавно, она не стеснялась прибегать к ней, когда это помогало в работе. Я не возражал: рад помочь. И меня, сказать по правде, не очень-то трогало, если кто-нибудь из моих коллег-монстров оплачивал свои долги обществу на электрическом стуле… если, конечно, приговоренный не оказывался из числа тех, кого я сберегал для собственного невинного удовольствия.
Однако в данном случае мне нечего было сказать Деборе. На самом деле я надеялся, что она поделится со мной крохами информации, хоть чем-то, что могло бы объяснить странное и несообразное поведение съежившегося на заднем сиденье Темного Пассажира. Это, конечно, не входило в категорию сведений, какими я с чистой совестью поделился бы с Деборой. И что бы я ни сказал по поводу двойного огненного жертвоприношения, она бы мне не поверила. Осталась бы уверена, что у меня есть информация и некая точка зрения, но я желаю придержать их для себя. Единственный, кто может быть более подозрительным, чем ближайший родственник, – это ближайший родственник, служащий в полиции.
Она явно была убеждена, что я что-то утаиваю от нее.
– Ладно, Декстер, кончай прикалываться и выкладывай, что ты про это знаешь.
– Сестричка дорогая, я в полной растерянности!
– Полное дерьмо! – отрубила она, явно не замечая иронии. – Ты что-то держишь за пазухой.
– Никогда в жизни! Стал бы я врать своей единственной сестре?
Она пристально глянула на меня:
– Стало быть, это не сантерия?
– Понятия не имею, – признался я как мог успокаивающе. – Отсюда, похоже, и было бы здорово исходить. Только…
– Я знала! – выпалила она. – Но что?
– Ну… – начал я и остановился, так как это только-только пришло мне в голову и, вероятно, ничего не значило, но потом решил идти дальше. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы сантеро использовали керамику? И быков? Для своих целей они предпочитают козлиные головы.
С минуту она в упор смотрела на меня, потом качнула головой:
– Это все? Все, что у тебя есть?
– Я же говорил, Дебс, нет у меня ничего. То была всего лишь мысль, да и та только что в голову забрела.
– Ладно, – буркнула Дебора. – Если ты говоришь правду…
– Конечно правду! – заартачился я.
– Тогда то, что у тебя есть, – это дерьмо, – завершила она и отвернулась, вновь устремив взгляд туда, где капитан Мэттьюс отвечал на вопросы, торжественно выпятив вперед мужественную челюсть. – Что лишь немногим меньше, чем тот лошадиный навоз, которым располагаю я.
До этого я понятия не имел, что дерьмо менее значимо лошадиного навоза, но всегда приятно узнать нечто новенькое. Но в данном случае даже поразительное откровение очень мало отвечало на насущный вопрос: «Почему Темный Пассажир, словно утка, нырнул в укрытие?» Благодаря работе и хобби мне довелось повидать многое, чего большинство