мысли? Хоть намек, хоть идея, как тебе помочь?
– Нет, – сказала Сашка поспешно. – Не стоит. Это чужое упражнение. Стерх убьет нас обоих.
– Я могу поговорить с ним, – сказал Костя. – Со Стерхом.
– Завтра.
– Да… А завтра будет поздно… – Костя несильно подергал себя за волосы. – Может, тебе стоит вернуться к этим… к трекам на диске, к плееру?
Сашку передернуло от омерзения.
– Я думаю, Стерх был не прав, когда дал тебе альбом, – сказал Костя.
– Ты считаешь? Может, будешь преподавать на его месте?
– Не смейся. Он психологически был не прав. Он решил, что проблема в диске, а проблема в тебе! Если он даст тебе распечатку, как мне, или тетрадь, как Женьке… Все равно ничего не получится, потому что ты не хочешь.
– Ты же видишь, я хочу. Я на стенку лезу, так стараюсь!
Костя упрямо покачал головой:
– Ты сопротивляешься. Ты борешься за себя.
– Стерх точно так же говорил, – вспомнила Сашка. – «Вы боретесь за себя в устоявшемся обличье, две руки, две ноги…»
– Да. И ты права. А я вот не смог бороться.
– Да, но ты живешь нормально, а я…
– Я живу нормально?
После этих его слов стало тихо, и в тишине прошло длинных пятнадцать минут. Сашка не решалась заговорить; Костя, сын своего отца, внук своей мертвой бабушки, муж Жени Топорко, которая не стала менять фамилию, чтобы не быть Коженниковой… Костя, студент-второкурсник института специальных технологий города Торпы…
– Прости, – сказала Сашка.
– Да и ты меня, – Костя сгорбился. – Я хочу тебе помочь, но у меня нет злости. Я ударил бы тебя, – он криво улыбнулся, – но… не могу тебя бить. Наверное… он прав.
– Кто? – спросила Сашка, заранее зная ответ.
– Он, – повторил Костя. – Он обо мне очень невысокого мнения, знаешь. Я пытался раскрутить маму на разговор… о нем. Как так вышло, что он стал моим отцом? – Костя в отчаянии хлопнул ладонью по подоконнику. – Как меня угораздило стать его сыном? Кто он вообще такой?
– И что сказала мама?
– Ничего. Она вообще не желает о нем говорить. У нее истерика начинается – после стольких-то лет!
– Как же она отпустила тебя в Торпу?
– А как твоя мама тебя отпустила? Наверняка нашлись какие-то… резоны. У моей всю жизнь, всю свою жизнь, сколько я себя помню, был бзик насчет армии. Будто бы ей цыганка нагадала, или что-то в этом роде, что меня в армии обязательно убьют. Если она меня во дворе видела с деревянным пистолетом… такое начиналось! – Костя вздохнул.
– Он сыграл на ее страхе, – сказала Сашка.
Костя поднял глаза:
– Он вообще… играет на страхе. Твоем. Моем.
Сашка промолчала. Они сидели рядом, понурившись, почти соприкасаясь головами.
– Я хотел бы, Сашка, когда-нибудь встать – и осознать, что не боюсь ничего. Я устал.
– От страха?
– Да. Каждую секунду…
– И сейчас?
– Боюсь.
– Чего?
– Завтра