проблема, ведь, когда сила магии волховок спадает – в стене появляются бреши и некоторым вампирам удается прорваться в город. А человеческая кровь – у них на вес драгоценностей, в отличие от животной и тогда с ними не договориться – приходится убивать, если получается изловить… Вместе с теми, чью кровь они испили…
– А как поступают с теми, кого вампиры просто укусили или поцарапали? И почему сила волховок может ослабевать?
– Только когда вампир присасывается к вене, из его клыков выделяется заразная секреция. В остальных случаях – это обычные раны, просто сильные… Что до волховок… это давно ни для кого не секрет − если волховка вливает энергию в какое–нибудь мощное заклятие параллельно с другим – это может быть связано с просьбой ученых или правителя. Тогда концентрация сил, единовременно направленных на каждое из заклятий, ослабевает.
– А волховка может отправить меня обратно в мой мир? – спросила я взволнованно.
– Это главное яблоко раздора между островитянами и жителями континента. Первым нет до этого никакого дела. А вторые с древних времен пытаются найти способ вернуться в свой мир. По крайней мере те, кто там родился. Волховки теоретически понимают, что нужно повернуть поток энергии вспять, но грифоны и медведи их не пускают на территорию своих вод, где обычно и находят пришлых. Боятся, что те придут со злым умыслом и разыграют какую-нибудь неожиданную опасную для острова карту.
Я так глубоко погрузилась в разговор, что не заметила, как мы подъехали к перешейку, о котором мне несколько раз уже доводилось слышать. Природный мост, перекинутый от навершия к навершию, соединенных между собой у основания, и разделенных по середине пропастью гор, был погружен в забравшийся в этом месте столь высоко туман. Со слов Градимира, перешеек охранялся по обеим сторонам. Над нашими головами раздался уже знакомый звонкий вскрик, и с высоты вниз сорвался коричневый грифон, немного мельче, чем Гэбриэл и Ацэр, но такой же устрашающий. Не меняя ипостась на человеческую, он завис воздухе, делая интенсивные махи крыльями и тщательно нас осматривая. Я ощутила резко накатившую головную боль и слабость в теле. После минуты пристального изучения полулев–полуорел наклонился по диагонали и упал вниз, рассекая туманную бесконечность могучими крыльями. Лошадь зацокала дальше и, вскоре, вышагнув из белого марева, дорогу нам перегородил… нет, это был не медведь. Это было десять медведей, слитых воедино. Бурая косматая гора, которая движением одной лапы могла не то, что скинуть лошадь со всадниками с моста, а раздолбать этот самый мост. Он смотрел на нас свирепым немигающим взглядом черных глаз. Если бы я оказалась здесь одна, то уже точно рухнула бы в обморок от одного вида зверя. Кобыла занервничала, и плясала, испуганно фыркая в попытке бегства, но следователь впился пятками ей в бока и с силой тянул поводья на себя. Медведь принюхался, а я зажмурилась и еще крепче вцепилась в ребра Градимира, молясь всем подряд богам всех