поболтался и затих на счёт «четыре».
– Не фу себе! – вырвалось у Михейши.
Дети застыли в стеклянной неподвижности – каждый со своим съедобным предметом, Смотрят на него, переглядываются и недоумевают: откуда у деда эквилибристская сноровка? Небось, и ножи умеет метать, и мячи в корзину через спину и с центра поля.
– Дед, ты, поди, у Гуда учился? – Это Ленка.
– Чего-чего?
– Ну… у разбойника, у Робина… который.
– А-а-а. Учился слегка. А ты книжку-то почто с собой таскаешь? Умной хочешь выглядеть? Мы и так это знаем. Жиром хочешь помазать устремление твоё, чтоб блистало как Михейшина шевелюра? Неси книгу назад. Потом возьмёшь.
Ленка обиженно ныряет в библиотеку. Теряется на десять минут.
Михейша пощупал причёску: точно, пора кудри стирать. Отвлекающим криком: «Ленка, мясо остыло. Греть тебе не будем».
Баба Авдотья: «А это не твоя забота, милок, а моя».
Дед: «Это её личное дело, может и сама разогреть. А вообще принято сообща сидеть, а не прыгать, кто куда горазд. Может, по очереди будем обедать? Или каждый сам себе начнёт готовить?»
Молчание за столом. Никто не хочет готовить каждый за себя.
Даша сидит на стуле с подложенной подушкой и мотает ногами: «Деда, а ты по проволоке ходишь?
– Чего-чего?
– По проволоке…
– Только по канатам ходил в детстве, по семипальным «пучкам», – ответил дед, ничуть не смутившись.
– Мой точно по канату пройдёт, – думает бабка.
– А через пропасть? – продолжает Даша.
– Не пробовал, детка, а что? Через пропасть пора идти? К кладбищу чоль дорога такая короткая? – и огненно щурится.
– Да-а-а… нет вроде… пока.
– Ну и помалкивайте тогда. Как надо станет – так и пойду.
Дед, пока полоскал руки, подслушивал и наматывал на ус куксивые застольные разговоры. Дед как гора велик, на вид сухопар. А в худых свиду горах часто водится феррум.
– Как зайдёте, не вздумайте здороваться с ним по-настоящему: руку сломает, – подсказывают иногда новым гостям, желая их обычным косточкам добра.
Процесс поглощения пищи идёт размеренно и поначалу мирно. Дед на правах домашнего монарха догладывает третью ножку. Делает он это весьма умело, не обрызгиваясь жиром и методично: от начала до конца, словно жук-короед. Добродушно бурчит, не выпуская ногу изо рта: «Не хотите трэскать – нэ эшьте: мнэ больше доста-а-а… ух, хороша… а вам не до-ф-ф-ф-ца».
Шлёп! Кость в сторону.
– Дашуленция, а подайте-ка мне, милая принцесса, ещщо вон то крылышко, что на Вас смотрит, а про меня мечтает. Кхы!
Матери и отца дома не видно. Отец на работе, а мать задерживается в пути. В доме как-то было принято, что семеро одного не ждут. Но дожидаются, как минимум, пятидесятипроцентной наполняемости. Иначе застолье может не состояться вовсе. Это главное дедово наказание. Проверено практически, и запомнилось надолго.
– Надо бы на водокачке бак ревизнуть, – говорит