она себя чувствует. Ты же не обижаешься, когда тебя об этом спрашивают? Вот. А она наорала на меня.
Вдруг они обе вздрогнули от резкого и громкого стука. Соня встала с кровати, чтоб со всего размаху захлопнуть дверь в своей комнате и лечь обратно. В спальне родителей от этого звука проснулся и заплакал маленький Сашка, и мама, всплеснув руками, побежала его успокаивать. От детского крика Соня будто очнулась, она подскочила с кровати и сделала шаг к двери, но тут же ее виски пронзила ужасная резкая боль. Соня схватилась руками за голову и застонала. Невыносимая боль, звеня, пронизывала ее мозг тысячами раскаленных игл. Малейшее движение в сторону двери, и даже мысли о том, что ей нужно выйти, что она не права, что нужно извиниться, вызывали все новые и новые импульсы боли, от которых хотелось сжаться и стонать, потому что даже на крик не хватало сил. Соня, не глядя, сделала шаг назад и рухнула на кровать. Постепенно боль ушла, уступая место безразличию.
***
Утром Соня едва открыла глаза и тут же поняла, что все вокруг изменилось. Нет, в ее комнате все осталось по-прежнему: мебель, книги, зеркало… Солнце так же, как и вчера, шарило лучами по полу и стенам, и так же в приоткрытое окно залетали с улицы звуки от шума машин вперемешку со щебетанием птиц и шелестом листьев, потревоженных ветром. Только теперь это не радовало, а, наоборот, раздражало. Как будто ее нервы были оголены, и любые внешние раздражители действовали в десятки раз сильнее. Соня поморщилась, как от боли, встала с постели и захлопнула окно.
– О, проснулась наша красавица, – улыбнулась Наташа, когда Соня в одной ночной сорочке вышла из своей комнаты. – Ну, что, выспалась? Улучшилось настроение?
Соня смерила ее взглядом и, ничего не ответив, прошла в ванную.
– Видать, не улучшилось… – сама себе ответила Наташа.
Соня включила воду, и, устало опершись на раковину, взглянула на себя в зеркало.
– Я, как развалюха… – прошептала она, – как будто ночью не спала, а огород в Кукушкино вскопала…
Вздохнув, она подставила под струю холодной воды руку и медленно провела ею по лицу и шее. Прохлада воды освежала и возвращала к жизни. Постепенно Соня пришла в норму. Настроение не улучшилось, нет. Она словно натянула на себя маску безразличия и холодности, оградившись от возможности проявлять добрые чувства, которые теперь вызывали у нее только мучительную боль. Воспоминания о вчерашнем приступе были еще слишком свежи, и она не хотела, чтоб он повторился.
Вернувшись в комнату, Соня открыла шкаф и с удивлением уставилась в него, как будто увидела всю эту одежду впервые.
– Как я могла такое носить?.. – брезгливо поморщившись, пробормотала она.
Помедлив, Соня решительно отодвинула в сторону вешалку со школьной формой, передвинула еще несколько вешалок с одеждой, бегло рассматривая их. Наконец, она выбрала черные узкие брюки и черный тонкий свитер, надела все это и, посмотрев на себя в зеркало, одобрительно улыбнулась. Черная одежда, волосы, глаза – образ, который теперь казался ей совершенством. От отражения в зеркале веяло силой. Соня заплела волосы в косу и, еще раз