разврат. Поэтому, когда Самаэль аккуратно застегнул красивое сапфировое колье на моей шее, я облегченно выдохнула, что все подходит к концу.
Ахерон кивнул нам и выпустил небольшой огонек из ладони, чтобы окунуть ее в воду. Жидкость сначала разошлась кругами к краям котла, будто боясь горячей искры, а потом наоборот, хлынула к огоньку, чтобы жадно питать его силу, заставляя пламя гореть выше и выше. Котел, который нам передали для церемонии, был уже старый и потертый, потускнел за столько сотен лет, но никто не менял его, считая плохой приметой избавляться от вещи, которая объединила в крепкие семьи столько демонов. Даже поговаривали, что Ахерон хранил его в мягком черном бархате в кладовой главного храма Ада.
Я ничего не чувствовала. Ни волнения, ни предвкушения. Мои пальцы коснулись холодного металла и, по заученной перед церемонией схеме, нырнули в горячую воду. Пальцы Самаэля сплелись с моими, и я подняла на него взгляд. Он смотрел на меня своими красными глазами и молчал. Линия губ даже не дрогнула в улыбке, в глазах не плясали искорки радости. Он стоял рядом со мной каменным изваянием и этим растоптал последние крохотные росточки надежды, которые еще по наивности проклюнулись у меня с утра сквозь мой рационализм.
Самаэль дей Лютт меня не любил, не желал и не считал равной себе. С этого дня я стану его законной вещью до скончания веков.
– Отдаешь ли ты свое пламя в сердце, Самаэль, сын дей Люттов, своей избраннице? – услышала я сквозь туман в голове приятный низкий голос Ахерона.
– Да, – жестко и быстро ответил Ночной Судья.
– Отдаешь ли ты свое пламя в сердце, Калео, дочь дей Лиссов, своему избраннику?
– Да, – тихо ответила я.
– Скрепите узы, – приказал Ахерон и взметнул рукой адское пламя котла. Оно почти поглотило нас, обожгло жаром, заволакивая окружающую обстановку. Самаэль протянул вторую руку, чтоб схватиться за мое запястье, как того требовали правила. Я же должна была накрыть его руку своей, показывая, что принимаю его силу. И тут взметнулся ветер, снося пламя на Ахерона, который нахмурился и словил его в ладонь, не давая погаснуть и прерваться нашему Ритуалу.
Ветер усилился, выдергивая из небольших вазонов срезанные цветы, а потом резко исчез, оглушая наш сад странной, неестественной тишиной.
– А как же спросить о протесте, дорогой брат? Может, кто-то из присутствующих очень даже против этой свадьбы? – голос эхом разлетелся от стен дома, завибрировал на уровне сердца и поднял внутри меня злость. Я взглянула на Самаэля, но тот, поджав до белой линии свои красивые губы, смотрел в пустоту между рядами сидений.
– Какого беса, Люцифер! – прорычал он, еле сдерживаясь. И Владыка наконец-то явил себя миру, широко расправив черные огромные крылья. Сегодня он выглядел вычурнее обычного: черный брючный костюм, расшитый таким же черным кружевом, белая рубашка с огромным жабо и не менее крупной булавкой на нем, которая блестела так, что было понятно, что бриллиантов на ней не сосчитать, крупные перстни, дорогие