метры вокруг нас никого нет.
Слышу шаги за спиной. Мой надзиратель и защитник в одном лице подходит и заключает в крепкие жаркие объятия. Чувствую, как сердце начинает ускоренно биться в груди. Я задерживаю дыхание, чтобы не выдавать волнения. И так кажется, что он видит меня насквозь.
– Ты замёрзла, – говорит он, проводя широкими ладонями по рукам. – Вся дрожишь.
Мне хочется сказать, что эта дрожь от его прикосновений. Ничего не могу поделать с собой, ведь каждое из них заставляет меня трепетать. Никогда прежде в своей жизни я не чувствовала ничего подобного. Более того, я ни одного мужчину не в состоянии была подпустить к себе. А сейчас всё, что мне остаётся – это пытаться не потерять окончательно голову.
– Мне не холодно, – качаю я головой, поднимая на него глаза. – Наоборот хорошо. Ты слишком жаркий.
Выходит двусмысленно, но это правда. От него веет жаром буквально. Видимо такая особенность. А от поцелуев и горячих ласк в жар бросает и меня тоже. Он улыбается в ответ на моё замечание, а затем подхватывает меня на руки и несёт в комнату. Я вроде сопротивляюсь на словах, но все равно хватаюсь за его сильные плечи и висну у него на шее. Чувствую его взволнованное сердцебиение и не могу сдержать улыбку.
Он бережно опускает меня на кровать и распахивает свою рубаху, которую дал мне в качестве ночной сорочки. Некоторое время с горящим взглядом любуется моим телом, затем касается ладонью живота и плавно ведёт к груди. Приятные мурашки расходятся по всему телу. Он слегка сжимает мои груди и потирает соски. Я чувствую, как волна возбуждения, на время утихшего, вновь приливает к низу живота. Выдыхаю через рот, невольно выдавая тихий стон. Горячая рука скользит по животу вниз. Пальцы аккуратно проникают внутрь, растирают влагу, поглаживают. Я издаю ещё один стон и закусываю губу. Он склоняется ко мне, целует горячо губы, шею и плечи. Внизу становится более влажно, я невольно выгибаюсь навстречу его руке, осознавая, что хочу уже вовсе не руку. Хочу чувствовать его в себе целиком. Хочу, чтобы он любил меня всю без остатка.
– Хочу… – вырывается у меня тихим шёпотом. – Хочу тебя.
Он улыбается, целует меня отрывисто в губы, а затем отстраняется и разводит мои бёдра. Меня снова пробивает дрожь, на сей раз от предвкушения.
Шум леса и крики птиц заглушают мои стоны. Мы с ним одни в этом месте, и у нас ещё есть время до полнолуния. А потом будь что будет.
Часть 1 «Зелёное море тайги»
1.1
Майя
– Эй, Макарова, как так вышло, что ты единственная получила у Евгеньича экзамен автоматом?
– Да забей, она тебе всё равно не ответит! Негоже боярам с челядью разговоры водить…
Слышу неприятные возгласы за спиной. Пытаюсь спрятаться от косых взглядов за «шторками волос». Ухожу из аудитории как можно быстрее. Впрочем, как всегда. Мои одногруппники считают меня какой-то выскочкой или гордой фифой, которой плевать на всех. И это самые приличные определения, которые они мне дают. Даже наша староста Света, которая, вроде как, была моей подругой и в курсе моей ситуации, примкнула к агрессивному большинству и теперь поддерживает эти глупые слухи о том, что у меня с преподами «особые отношения». Когда мне какой-нибудь доброжелатель по большому секрету рассказывает о них, я отвечаю словами известной песни: «Ах, если бы, ах, если бы… не жизнь была б, а песня…».
Но мне свои первые места в рейтинге учащихся, все высшие баллы за экзамены приходится зарабатывать, тратя миллионы часов в библиотеках или дома за упорной зубрёжкой. А те самые «особые отношения» для меня не доступны в принципе. Ни с кем-то из преподавателей, ни с одним другим парнем на этой планете. Уже очень давно я страдаю от боязни мужчин. В школе наш психолог говорила, что мой случай не похож на полноценную андрофобию, ведь в моём прошлом отсутствуют травмирующие события, что могли привести к такому расстройству. Однако жизнь это мне никак не упрощает. За свои двадцать с небольшим я не то что ни разу не целовалась, даже за руки с парнями не держалась никогда.
В детстве мама часто повторяла мне: «Майя, все мужчины – злые волки». Мы жили с ней вдвоём. Отца своего я никогда не видела и даже боялась спросить у мамы, хотя и было интересно порой. В детском саду, а потом и в школе все смеялись надо мной из-за того, что я боялась мальчиков, как огня. Воспитатели и учителя за глаза называли маму сумасшедшей и крутили пальцем у виска. Но я не могла ничего поделать, другой у меня не было, как не было и какой-нибудь тёти или бабушки, что могли бы вразумить неуравновешенную и работающую на износ мать-одиночку.
Несмотря на все её странности, она была очень хорошей – доброй, любящей, весёлой. Она растила меня, как своё сокровище и всегда баловала, насколько позволяли возможности. Мы жили с ней вдвоём вплоть до первого курса института. Всё это время я не чувствовала себя одинокой, ведь она всегда успокаивала меня. Сразу после моего поступления с мамой случился приступ. Она работала на опасном производстве и подверглась воздействию какого-то химического вещества, в большой концентрации вызвавшего анафилактический шок. По крайней мере, так мне объяснил по телефону мамин начальник,