посмотрела на Элоизу, положила руки на бедра и сказала:
– Нет, – потому что, если уж Элоиза задает столько вопросов, иногда нужно давать честный ответ, не так ли?
– Она умрет?
– Если повезет. Она едва дышит и уже год не встает с постели.
– Даже в туалет?
– Я не знаю, Элоиза.
– Почему?
– Господи, Элоиза, ведешь себя, как будто тебе не пятнадцать лет, а восемь.
– Ах.
– Тете Розе шестьдесят восемь. У нее была тяжелая жизнь, муж ее бросил, чтобы играть в бейсбол в Де-Мойне или что-то такое, и она так и не оправилась после этого. Вот все, что я знаю. Мама тебе расскажет подробнее, когда мы следующий раз с ней увидимся.
– Можно взять Фрэнки на прогулку? Сейчас не так уж холодно. Мы могли бы пройтись вдоль дороги, поискать полевые цветы.
Розанна взяла стопку свернутой одежды и переложила ее в корзину. От нее пахло крахмалом и свежестью.
– Хорошо, – сказала она. – Вчера я там видела колокольчики.
Она повернулась к лестнице, услышав, как сын зовет ее: «Мама! Мама!» От одного лишь звука его голоса ей захотелось бросить бельевую корзину и бежать к нему, но она вынуждена была сохранять достоинство, поскольку Элоиза стояла прямо за спиной.
На Дне благодарения Элоиза смотрела на Фрэнка ровно в тот самый момент, когда он ошарашил всю семью, выкрикнув:
– Раз два три четыре пять шесть сем восем девть десить!
Мать прибежала из кухни, тетя Роза всплеснула руками, и даже Рольф, который с обычным для него глупым видом сгорбился над тарелкой, поднял голову и рассмеялся.
Опа[5] сказал:
– Ведь это ж надо!
А Розанна лишь глубоко вдохнула и самодовольно фыркнула. Фрэнка сразу же признали гением в семье. Мать Элоизы вспомнила какую-то тетушку, которая в четыре года уже умела читать, и что Розанна сказала отцу Бергеру: «Очень рада с вами познакомиться, сэр», – когда ей еще и двух не было, причем никто ее этому не учил. Но считать от одного до десяти, когда тебе еще и двух нет, – это что-то.
На Элоизу все это не произвело такого впечатления. Она уже девять месяцев присматривала за малышом Фрэнком и знала, что он отнюдь не идеален. Что ему удавалось лучше всего, так это не принимать «нет» в качестве ответа, однако, думала Элоиза, никто этого не знает, потому что никто, кроме нее, не говорит ему «нет». Розанна говорила: «Не думаю, дорогой» или «Может быть, попозже, Фрэнк, милый», а потом Фрэнк ныл и подлизывался, пока Розанна не давала ему то, чего он хотел, потому что он ведь такой милый, а потом Розанна всем рассказывала, какой он замечательный и покладистый малыш. Когда Элоиза говорила ему «нет» (например: «Нет, я не отдам тебе мое сахарное печенье»), Фрэнк широко открывал рот и начинал вопить. Розанна взбегала по лестнице и спрашивала:
– Почему он кричит? – но прежде чем Элоиза успевала ответить, она подхватывала Фрэнки и говорила: – Тише, детка. Тише, Фрэнки, пойдем вниз и дадим Элоизе спокойно