и не нуждаются в подтверждении. Нуждаются в анализе причины творческого характера.
Представление Б. М. Эйхенбаума о пародии как об «отталкивании» и средстве обновления художественного языка применительно к ситуации с Некрасовым после сборника, действительно, выглядит достаточно схематично, если рассматривать его именно с позиций сознательного целеполагания, рациональной деятельности. Такой осмысленной позиции еще не могло быть у начинающего литератора, который в свои девятнадцать лет – несмотря на незаурядный ум и любовь к литературе – имел неоконченное гимназическое образование, отрывочные сведения из нерегулярно посещаемых университетских лекций и недостаточную начитанность, в которой сам признавался. Подобная схема упростила бы и представление об освоении читательской и пишущей аудиторией сложного поэтического наследия Пушкина и Лермонтова.
Едва ли Некрасов сознавал свою творческую задачу в том виде, в каком впоследствии она сформулирована литературоведами. И в этом отношении скепсис современного исследователя по поводу «инновационно-ориентированной концепции истории поэзии» – если понимать ее как сознательную, рациональную, – закономерен, во всяком случае, легко объясним.
Столь же очевидно, что Некрасов не сознавал свою ближайшую творческую задачу так, как она была обозначена критиками сборника. Он не последовал советам благожелательно настроенных критиков и не ушел из литературы под влиянием оценок Межевича и Белинского. И это важно учитывать для анализа развития русской критики и ее роли в творческом пути поэта.
На коротком отрезке между неудачей сборника и обретением веры в свой поэтический талант примерно в середине – конце 1840-х гг. легко и логично объяснить обращение Некрасова к юмористике и сатире необходимостью заработка. Этот род деятельности «из хлеба», действительно, имеет косвенное отношение к литературе. Так и утверждает Бухштаб[118], оговаривающий, впрочем, литературное значение этих коммерческих поделок, ставшее явным позднее. Но, зачеркнув себя как поэта, Некрасов на этом этапе, тем не менее, не зачеркнул вообще себя пишущего и печатающегося, что подтверждают и его попытки найти себя в драматургии.
Исходя из целостного представления о творческой биографии крупнейшего поэта, было бы неправомерно вычленять этот период. Так или иначе, Некрасов зарабатывал свой хлеб литературным, а не иным трудом, и его наработки этих лет вскоре и надолго оказались востребованными литературой — его собственным многолетним творчеством и опытом современных ему литераторов. Следовательно, остается признать целостность творческой биографии, даже если пошаговое изучение ее наводит на мысль о разрывах. Это – биография литератора.
Эту целостность, возможно, имеет в виду Ю. М. Прозоров, хотя и применительно к другой историко-литературной задаче – «проблеме преодоления романтизма»[119] в творчестве поэта. Его интерпретация представляется «совершенно бессодержательной» М. С. Макееву[120], который рассматривает дистрибуцию подписей