как бы не продал заезжим купцам! Может ведь и продать, в своем праве – глава семейства, “большак”. Скупа на радости у Звениславы-Звеньки жизнь… Так пусть хоть немного развеется, надо ее потихоньку к общественным делам привлекать. Опять же, заступник какой-никакой появится – рыжий…»
– Ладно! Записку деду отпишу. Сам же и отнесешь!
– Слушаю, господин сотник!
Ух, как обрадовался парнишка! Как засиял, как дернулись, колыхнулись рыжие непокорные вихры!
Пойдя к полке с «хохломской» посудой, Миша протянул было руку к стопке желтоватой бумаги с собственной ратнинской мельницы, да передумал. Чай, не князю письмо, дед и берестой обойдется!
Для таких вот обыденных надобностей писцы с утра пополняли в «кабинете» запас берестяных грамот, аккуратно нарезанных острым ножом и отскобленных от лишнего слоя. Можно было их еще в кипятке подержать, ну, да сойдет и так…
Взяв бересту и писало, сотник уселся за стол…
«Игнату Коряге из рода Лисовина Михайло-сотник челом бьет…»
Схватив написанную грамотцу, Велька улетел, словно на крыльях!
Михайла же собирался сегодня проверить караулы, этак неожиданно, без всякого распорядка. Выбрать наугад два-три секрета… даже четыре можно. Полусотника Демьяна с собой взять, он, с тех пор как получил повышение по службе, готов траву с корнями рвать… Еще бы! Было ведь и без него их кого выбирать! Одначе против Демьяна никто и слова не сказал – все видели, знали, как он командовал младшей стражей, когда Миша отправился в Царьград. Так сказать – и. о. сотника. Справился ведь! Без всяких крупных косяков, мелкие – да, были, так у кого их не бывает-то?
Или не брать Демьяна? Самолично прокатиться… И не на коне, а на лодке! Парочку воинов с собой – гребцами, и так, для почтения к власти. Это ж разве дело, когда сам сотник – на веслах? Нет, не дело. Сегодня сам – на людях! – гребет, завтра – канавы роет… Какое уж тут уважение к власти?
Выйдя на крыльцо, Миша едва не споткнулся о сидевшую на ступеньках девчонку. Верно, из девичьей школы посланная кем-то из наставниц.
– Эй, девица-краса! Ты по какому делу тут?
Девушка встрепенулась, вскочила на ноги… Мосластая нескладная дылда, почти без всякого намека на грудь – такой бы в баскетбол играть. Плоское, ничего не выражающее лицо, вытянутое, словно лошадиная морда, узкие бесцветные глаза, волосы – паклей. Давно в бане не мылась? Или просто такие вот волосы и есть – ломкие, редкие. Короче, как иногда напевал-шутил наставник Тимофей: «…и ненакрашенная страшная, и накрашенная страшная». А-а-а, так вот про кого только что говорил Велька! Про Звеньку и вторую девушку… Добронегу? Доброславу? Так как-то…
– Осмелюсь доложить, господин сотник! Я тут это… по делу, ага…
– Понятно! По покосу и пастбищу. Ты, верно, Доброслава?
Девчонка потупилась:
– Добровоя я. Иные Воей кличут.
Воя! Хм… Какой вид, такое и прозвище.
Девка говорила басом, горбилась, а руки – не знала, куда девать. Вся одежка – длинная рубаха, девичья запона – что-то типа покрывала с отверстием