же стал приезжать мой дед с маминой стороны, Попов, с женой и внуком от маминой сестры, который был меня старше на семь лет. А Николай Александрович в это время (где-то до 1935 года) разошелся со своей первой женой [Рудник А. И.] и женился во второй раз. Его вторая жена [Гурвич Н. А.] была лаборанткой у него в институте, по-моему, профессионального образования у нее не было. Была просто лаборантка.
Чуть ли не ваша мама принимала ее на работу?
Да, было дело. Она появилась в 1935–1936 году и была для меня тетя Наташа. Внешне она была совершенно некрасивая, но отчуждения у меня к ней не было, хотя она была, конечно, нелегким человеком. Николай Александрович продолжал быть со мной в контакте, а с папой они все время переписывались. В 1938 году у них родился сын [Бернштейн А. Н.]. Жили летом они тоже на Сходне, поблизости. Летом 1941 года они также собрались переезжать на дачу, но так и не собрались, хотя даже заплатили за сезон. Дождались того, что всех детей стали вывозить из Москвы. Дочь Наталии от первого брака [Павлова Т. И.], которой было уже 11, и брата двух-трех лет с матерью отправили от РОНО в какую-то деревушку в Рязанской области. Там они прожили какое-то время, не ахти как, а Николай Александрович переехал к нам на дачу, так как одному ему в квартире было тяжело и неуютно. Дача была большая, и вместе с моими родителями они вылезали по ночам, когда были сигналы воздушной тревоги, и гуляли. Мама вспоминала, что очень сильно пахло укропом, и это у нее потом ассоциировалось с бомбежками. Вскоре он стал заботиться об эвакуации, нашел место в Улан-Удэ, кажется в медицинском институте. И поскольку у него был вызов туда, то ему удалось выхлопотать, вывезти жену и детей из Рязанской области в Москву, и через несколько дней буквально они уехали. Я помню, как мы приехали с бабушкой попрощаться с ними с дачи, и дальше мы уехали обратно на дачу, а они уехали из Москвы. Ехать им было трудно, у мальчика было чуть ли не крупозное воспаление легких, но его выходили. Там они поселились кое-как, но жить было можно. В эвакуации их семье было очень тяжело: Наталия Александровна плохо переносила тамошний климат, эти сибирские зимы, ей было очень плохо, на большинство членов семьи климат плохо действовал. И даже в распределитель за пайком Николай Александрович ходил сам, и за дровами, и колол их сам. С дочерью приемной ему тоже было непросто, это потом они уже общались и дружили. Судя по письмам из эвакуации, Николаю Александровичу было очень тяжело. И он стал умолять папу, чтобы тот ему помог перебраться в Ташкент со всей семьей. Это я помню, и переписка была все время. Они перебрались к нам в Ташкент где-то зимой 1943 года, а потом очень вскоре уехали в Москву, в середине июля где-то, то есть пробыли в Ташкенте недолго. Перебравшись в Ташкент, Николай Александрович устроился на работу, хотя были какие-то трудности и неприятности, но он в Ташкенте был хорошо известен как ученый, его с удовольствием приняли. В эвакуации в Улан-Удэ с ними была и мать Наталии Александровны – Софья Павловна [Гурвич С. П.]. А после возвращения в Москву младшая сестра Наталии Александровны,