Отсюда, из Зоны, фотографии отправлять, где и аномальный, и радиационный фон глушит практически любые сигналы, – это вообще за гранью.
– Это он, – сказал Макаренко. – Ищи дальше. Нужно как минимум пять таких артов.
– Сколько? – слегка опешил я. – Пять «уников», каждый из которых сто́ит на Большой земле, как неслабый коттедж в элитном поселке? Что ж ты мне раньше об этом не сказал?
– Ты мог отказаться, – равнодушно произнес Андрей.
– А сейчас мне, типа, деваться некуда?
– Совершенно верно, – отозвалась трубка. – Время идет, и это, как ты понимаешь, твое время. Потому не трать его попусту. Удачи.
Экран погас.
Я зло сплюнул. Задание из крайне сложного превратилось в просто невыполнимое. Но Макаренко был прав, деваться мне некуда. Можно, конечно, вернуться и в лужу макнуться, разом решив все проблемы. Или еще проще – разнести себе в хлам башку пулей повышенного останавливающего действия…
Но я такое решение проблем никогда не приветствовал. Банально, скучно, неинтересно. Я, когда встаю перед выбором, сдохнуть сразу или помучиться, предпочитаю побарахтаться. Глядишь, за то время, пока мучишься, проблема решится и подыхать станет совсем не обязательно.
И я двинулся по следам мертвого парня, держа в одной руке коммуникатор, а в другой «глок» – на случай, если мутант или какая-нибудь двуногая тварь решат, что мое мясо или снаряга им нужнее, чем мне.
Правда, ушел я недалеко…
Аномалии – они разные бывают. Одни тебя плющат, другие на куски разрывают, третьи жгут, четвертые выкручивают, как мокрую тряпку… Но бывают и такие, что вроде бы с тобой ничего ужасного не происходит, а на самом деле это не так. «Болтовня», например. Мелешь языком всякую чушь и остановиться не можешь. Или «дуга», что мозги изнутри выжигает. Или вот как сейчас…
Я сразу почувствовал: что-то не то со мной происходит.
Тоска накатила. Жуткая. Нереальная. Когда на Большой земле кто-то говорит, что у него депрессия, и при этом ходит, ест, спит, – брешет, сволочь. Не знает он, что это такое, и не знал никогда. Депрессия – это когда ты вдруг осознаёшь: всё вокруг тебе настолько обрыдло, что жить просто незачем. Более-менее нормально, когда ты остановился, не шевелишься, даже глазными яблоками не двигаешь. Но сто́ит двинуться – всё. Тоска накрывает тебя страшной волной, и ты в мгновение ока падаешь на самое дно той колоссальной волны, взметнувшейся до самого неба, и вся эта тяжеленная масса начинает давить на плечи, шею, голову, мозг, плюща его в тонкий блин из плоти, корчащейся от невыносимых страданий…
Я стоял – и понимал, что простою так недолго. Меня колотил озноб, пот струился по лбу, шее, мерзкими холодными струйками щекотал лопатки. И при этом осознавал я, что выход есть, но лишь один. Простой, как патрон в моем пистолете, уже досланный в патронник…
Оставалось немногое. Элементарное движение – поднять руку, положить подбородок на ствол и шевельнуть указательным пальцем. Несильно, у этого «глока» спуск очень щадящий, не то что у «макарова», например…
Я