губы.
– Не твое дело, Андреев. Ни я, ни Маруся, ни Юра, ни наша жизнь тебя не касаемся. Вообще никак. И если в следующий раз ты вновь нарисуешься на пороге нашего жилья – я попрошу «моего этого Быстрикова» спустить тебя с лестницы. Он справится, вот увидишь. А теперь прощай.
Выйдя из детской, я со скоростью света ретировалась в сторону брата. И наказала ему не подпускать Андреева ко мне и Марусе даже на пушечный выстрел.
Правда, действовать Юре не пришлось. Через несколько секунд в прихожей хлопнула входная дверь.
Егор, слава всем святым, ушел.
***
– Ну? – потребовала ответа мама, едва я вернулся домой вечером того же дня.
А я и не знал, что ей ответить. То самое сокровенное, что сейчас буйным цветом пылало в моей душе, разумеется, обнажать я не стал бы, даже если бы ко мне спустился архангел Михаил. Но вкратце рассказать все матери, конечно, собирался.
– Сейчас, – посмотрев на нее со значением во взгляде, сказал и понес Лену в детскую.
Устроив дочь на ее любимом диване и включив ей какую-то очередную лунтико-дуню, я пообещал вернуться сразу, как улажу все дела с бабушкой, и вернулся на кухню.
– Ну же! – не выдержав паузы, мама едва ли не подпрыгнула на стуле.
Я приземлился рядом, вздохнул и выдал ей краткий отчет:
– У Евы мужик, видел малую. Зовут Маруськой. Про то, как она появилась на свет, мне ни слова.
– Ой… Марусенька! – проигнорировав ту информацию, которая мне казалась гораздо более значимой, умилилась мама. – И как? Это точно сестренка Леночки?
Я мысленно закатил глаза и едва удержался, чтобы не пощелкать пальцами у мамы перед носом.
– Ева ничего про это не сказала. Да и вообще дала мне понять, что я – нежеланный гость в ее доме.
Мама посмотрела на меня с неодобрением, я – опять же мысленно – приготовился спорить. Потому что она была в курсе того, как именно мы расстались с Евой в прошлом. Без лишних подробностей, но все же.
– Ты плохо с ней поступил, Егор, – начала мама, но я ее оборвал:
– Плохо. Но я был не в себе. Она мне изменила, если ты не помнишь.
Встав из-за стола, я прошел к окну и стал смотреть на город, что с каждой минутой все больше погружался в вечерние сумерки. Боль, давно забытая и, как казалось, похороненная, снова дала о себе знать, царапнув изнутри.
– Как бы то ни было, это в прошлом. Вам сейчас нужно объединиться для воспитания вашей общей дочери.
Я обернулся так резко, что у меня хрустнули шейные позвонки. Похоже, мама или стала плохо слышать, или просто игнорировала то важное, что я пытался до нее донести.
– У Евы другой. У нее отдельная семья. И они будут воспитывать Марусю без меня.
– Но она же…
– Она – чужой ребенок! – отрезал я строго.
Мама поджала губы. Началось в колхозе утро…
Я и сам был не рад тому, что вырисовывалось. Ева с другим, а откуда у нее взялась копия Лены, мне узнать не грозило. Ну и что я мог поделать? Вмешиваться до тех пор, пока громила-Быстриков