всяким судам из-за подброшенного мне трупа. Они там, гляди, ещё и убийство на меня повесят. Я же иногда как затворник живу, алиби может никакого не оказаться. С одной стороны, вся эта ситуация меня безмерно напрягала, ну какое право такие события имеют случаться со мной? С другой стороны, именно различные непредвиденные, если не сказать, нелепые и загадочные события мне всегда нравились. Есть ли страх? Я не выношу физическую боль, лишь это меня пугает. Если бы мне клятвенно пообещали, что никакой расправы не будет, я буду жить неважно сколько и умру мгновенно – тогда я готов и на большее вплоть до лишения свободы. Наша свобода – внутри нас, а не в месте нашего физического присутствия. Я знаю многих людей, несвободных на свободе, и мне искренне жаль их. Хотя, какое я имею право жалеть кого-либо? Скорее так: мне было бы жаль себя на их месте. Но у меня-то как раз всё по-другому. Я, признаться, и переехал-то сюда на месяц, чтобы закрыться, закрыться даже не от людей, а от обстоятельств, а эти обстоятельства в придачу с людьми – снова тут как тут.
Решил спуститься к ближайшей палатке, чтобы купить пива (бывает и так), к тому же сам процесс хождения за пивом в рваных шортах, объёмной майке и шлепках в палатку показался мне весьма увлекательным. У палатки встретил соседа сверху, который поприветствовал меня и предположил, что настойка его у меня уже закончилась, а я стесняюсь зайти. Я ответил, что, кажется, и у него закончилась, раз он у палатки, какой смысл в захождении, потом подтянулись какие-то его местные дружки, и мы на полчаса там застряли под пиво за мой счёт. Каким-то краем глаза я углядел проезжающего мимо приятеля Кирилла (и что это он здесь позабыл?), который сделал вид, что меня не заметил, ну да, сегодня воскресенье – а в воскресенье, равно как и в будни, меня для него не существует теперь. А у меня вот нет будней. И выходных тоже нет.
Со мной постоянно ощущение какого-то ожидания. Все вещи и предметы вокруг мне кажутся совсем ненастоящими, все мои действия – весьма бессмысленными. Но единственное предназначение всех этих предметов и действий – лишь заполнение времени. Как будто мне уже предначертано что-то другое, и когда я столкнусь с этим лицом к лицу – я сразу пойму, что это моё. Но как это «оно» выглядит – не имею понятия. Это не «кто» или «что», это совокупность образов жизни, явлений, это «другой Я», это вся та жизнь или всё то пространство, которого мне не суждено пока знать, которое я могу лишь пока ждать, заполняя дни всякой чепухой вроде хождения к пивной палатке в шлёпках и проведения занятий в маразматических школах воскресного дня.
В ту ночь мне снова снится сон:
Камера, находящаяся на уровне моих глаз, пересекает безлюдную асфальтовую дорогу и спускается к лугу. Справа – панельные огни подмосковного города. Города, в котором, если воспринимать его всерьёз, можно заболеть аутизмом. В котором можно лишь существовать не воспринимая, будучи роботом, действуя по изначально запрограммированной схеме. Схема эта называется «Молодой семье – доступное жильё». С другой стороны, эти роботы и являются топливом человечества, иначе человечества не существовало