не к месту добавил Мартин.
– Есть предпочтения? – поспешил осведомиться Филипп. – Напомню, у нас есть Самсон и Грегори плюс Абрам – первая сцена первого акта, там же еще и горожане. Итого человек семь-восемь. Есть Кузен Капулетти…
– Можно его мне? – поспешил зарезервировать его за собой Саад, а после зависшей паузы добавил: – Я играю Люченцо, отца Ромео. Роль маленькая, а Кузена я очень чувствую.
– Никто не против? – осведомился Филипп, но все только улыбнулись. – Итак, роль Кузена Капулетти у Саада. Кроме вышеназванных есть еще слуга кормилицы Пьетро, разные слуги, которых можно будет объединить, и еще музыканты. Насчет последних мы еще подумаем, а теперь давайте определимся с остальными.
Пан решил взяться за Абрама, хотя и нерешительно, Лауре и Я'эль достались Самсон и Грегори. И как бы напоследок, когда все решили, что распределение закончено, Мартин сделал еще одно добавление, которое, в отличие от предыдущего, оказалось как нельзя к месту.
– А музыкантов можно дать тем, кто уже свое отыграл.
Тибальт с Меркуцио? Конечно! Как он сам не догадался!
– Но у нас три музыканта. – Филипп начал искать глазами. – Леди Монтекки у нас в трагедии очень мало… Агнесса, сможешь?
– Только если я буду третьим музыкантом, – ответила она.
Филипп сделал очередные записи в блокноте. Студенты переговаривались между собой, а потом Роберт спросил:
– Филипп, что на ваш взгляд было лучшим, а что худшим во вчерашней читке? Такой вот вопрос у меня.
– Худшее мы еще успеем подтянуть, и я о нем пока что не буду говорить, а вот лучшим…
– Нет, ну почему же, – спешно перебила его Сюзанна, чему он удивился, – думаю сейчас стоит поговорить и о худшем. Всем от этого только лучше будет. На мой взгляд… Мне самой слабой вчера показалась сцена на балконе. До этого еще была сцена с кормилицей и матерью, а потом был бал, но балкон у нас и у меня лично получился хуже всего. Именно этой мыслью я была озабочена, когда вы сказали «на месяц отложим анализ» или как там еще вы сказали, я сейчас не помню. Я же ведь понимала, что все были свидетелями этой бессмысленной скуки, а тут еще – через месяц. Я себя сразу вне театра почему-то почувствовала.
Филипп молчал. Ему сейчас снова стало как-то неловко. Кто он такой и что он себе позволяет? Тем не менее жребий был уже брошен, и много воды уже утекло. Может оно и к лучшему.
Сюзанна же тем временем уже сама анализировала свою неудачную попытку правильно прочитать текст, которая повлияла даже на читку Мартина.
– Я читала так, как это происходит в фильмах и в других театрах. Мечтательно так, с розочками и ангелочками, «Ах, Ромео!», сопли… Я поняла свою ошибку уже ближе к концу, перед смертями.
– И в чем же твоя ошибка? – осторожно спросил Филипп.
– Она не только моя – она общая.
– Ух ты! – не скрывая эмоций отреагировал он. – И что же это?
– Это отношение к нам, к детям. Нам ведь никто – вы понимаете, никто в этом городе не хочет помочь! Мы