работа возобновилась в относительно спокойном ритме.
Пальцы девушки сжали сердце механокардионика.
Азур издал какой-то нечленораздельный звук. Закрыл глаза. Застонал снова.
– Л, – громко произнесла Найла.
– Лхх, – постарался повторить Азур.
– Ю.
– Юухх.
Она улыбнулась.
– Б.
– Бгх.
– О.
Азур прокаркал что-то совсем непохожее.
Найла убрала руки и закрыла окошко.
– Ты сказал «л-ю-б-о-в-ь». Точнее, я поняла тебя без слов. А теперь иди, мне нужно поспать хотя бы полчаса.
Азур поднялся и продолжил на металлоязе:
– В том, как ты трогаешь мое сердце, больше секса, чем когда мы трахаемся.
Она улыбнулась.
– А ты настоящий поэт. Еще немного сладких слов, и я влюблюсь в тебя по-настоящему.
– Не хочешь посмотреть на тень своего маленького корабля?
Бугорок, плавающий в груди, крошечная драгоценность из металла… Об этом тайном даре Азур знал все. Пару раз он, каким-то замысловатым образом установив зеркало, с помощью кварцевого кристалла и непонятных приборчиков умудрился показать Найле тень кораблика, спроецированную на переборку Сиракк.
– Не сейчас. У меня сил нет. – Девушка положила руку на живот. – И созданию тоже нужно отдохнуть.
– Хорошо. Передавай от меня привет Кое-кому. – Азур чмокнул ее и вышел из каюты.
В ночном небе сверкали две малиновые луны: первая – вдали, над горизонтом – была укутана в одеяло потрепанных облаков, а вторая, висевшая прямо над самой головой, походила на выдутый из стекла шар. Цималия и Дафне. Дочери-воительницы Старой Алидады, которую все называли Аметистовой Луной.
Капитаны кораблей доверяли им больше, чем звездам, когда нужно было идти по курсу ночью.
Песок, залитый их светом, казался паприкой мельчайшего помола. Камни ущелья – пурпурными. Моря и большие лужи-болота – цвета венозной крови. А волшебнее всего луны подсвечивали ржавчину на корпусах кораблей, делая ее похожей на радужную плесень, грибы или рассыпавшийся пух.
Подвыпившие моряки называли их «гнилые луны». Или клубни неба.
Ясир слышал эти названия от высаживавшихся в Мехаратте матросов, и второе нравилось ему намного больше. Потому что каждый божий день всю свою недолгую жизнь ему приходилось, стоя на коленях, копаться в грязи, чтобы отыскать потерянную кем-то монетку, раздобыть еду или ночлег. И эта грязь въелась ему под ногти так же безвозвратно, как въедается в душу одиночество, отсутствие тепла и заботы близких.
Однако теперь он наконец-то кое-что нашел. Не в земле, а в этом неизведанном и опасном черном море шин. Нечто, блестевшее на солнце, едва сгибавшееся и державшее руку с холодными шероховатыми пальцами у него на животе.
Он нашел друга, который рассказывал о гнилых лунах, летающих кораблях и сердцах – таких больших, что не помещались в груди.
Жестяной человек говорил много и быстро, все подробно объяснял, четко произносил каждое слово. Но Ясир ужасно устал,