Немного подожди, и дно снова появится.
– Кля! – отозвался утёнок.
Что внутри, что снаружи он был в пудинге по самый нос и уже гораздо твёрже держался на ногах. Простодурсен спустил его на траву. Возможно, утёнок хочет походить. Тот и правда хотел.
Когда они подошли к пекарне Ковригсена, утёнок шёл уже так уверенно, что они вполне могли гордиться им.
Ковригсен сидел в одиночестве за столиком рядом с прилавком. Маленькая жёлтая лампа раскачивалась под потолком, лишь изредка освещая сидящего.
– Добрейший денёк, добрейший денёк! – защебетала Октава.
– Предположим, – ответил Ковригсен.
– Как торговля? – спросил Сдобсен.
– У меня сегодня был лишь один покупатель – Пронырсен. Он, как всегда, взял чёрствый хлеб и не стал за него платить.
– Тебе пора отказаться от этого невыгодного чёрствого хлеба, – сказал Сдобсен.
– Но мы пришли, ля-ля, пришли! – запела Октава. – И будем коврижку и сок на всех!
– А дверь что не закрыли? – спросил Ковригсен.
Снаружи было холодно, а Сдобсен, Октава и Простодурсен уже грелись внутри.
– Ну просто ещё не все вошли, – ответила Октава.
– С вами ещё кто-то? – спросил Ковригсен.
Настроение его поднималось на глазах. И он встал, чтобы обслужить гостей. Он стоял и смотрел на дверь. Смотрел, смотрел – и вдруг через порог перевалился внутрь малыш, которого он никогда раньше не видел. Кроха с голубым платком на шее.
– Кля! – сказал малыш.
– Это кто? – спросил Ковригсен.
– Как кто? – изумилась Октава. – Ты с ним вчера знакомился.
– Я с ним знакомился?
– Да. Он сидел в своём яйце.
– Не может быть… Он уже вышел?!
– Уже вышел, уже съел свой первый пудинг, а теперь хочет попробовать коврижку в черничном соке, – сказала Октава.
– Ну и ну… – только и сказал Ковригсен. – Ну и ну… – только и повторил он.
– Кля, – включился в разговор утёнок.
– И тебе кря-кря! – ответил Ковригсен.
Простодурсен ничего не говорил. Он стоял, окутанный вкусным хлебным запахом, вдыхал его и старался забыть ужасный цвет реки. Если забыть его начисто, то и река, быть может, станет такой же чистой и красивой, как раньше, надеялся он.
Они сидели и с хрустом грызли коврижку. Её вкуснота медленно размазывалась по горлу и опускалась внутрь. Утёнок коврижку, конечно же, не грыз. Он её полоскал в соке.
И тогда Сдобсен рассказал про реку. Что она стала грязная и наводит тоску. Если называть вещи своими именами, то она стала похожа на болото.
– Это ведь не навоз и не птичий помёт? – уточнил Ковригсен.
– Непонятно, – ответил Сдобсен. – Но вид отвратительный.
– Я готовлю на воде и коврижки и торты, а если это теперь навоз с помётом, то…
Тут в Простодурсене проснулось наконец желание разговаривать.
– В коврижках