его воле было себе дороже, поэтому я вздохнул, воровато оглянулся по сторонам и, зажмурив глаза, молча выпил под смешки и сдержанное подбадривание Лёхиных приятелей.
И после этого всё! Противоядие было найдено! Буквально через несколько минут я впервые в жизни ощутил небывалую легкость, и даже прелесть бытия вообще и моего личного существования, в частности. Исчезла ноющая, безысходная тоска и тянущая куда-то вниз, заунывная, нескончаемая песнь проклятой, невидимой птицы, царапающей моё сердце. Можно было больше не мечтать о том, как я поднимусь на третий этаж, вылезу через чердачное окно на крышу и сделаю с неё решающий все проблемы, такой манящий шаг… Мне можно было теперь не умирать!
Я нашёл лекарство от всех недугов, проблем и невероятной сумятицы, которая творилась в моей голове. Никакого уныния, никаких упаднических настроений, никаких крамольных мыслей, никакого стонущего, душевного плача мрачно-угрюмой птицы, живущей внутри меня. А сели он даже вдруг и раздавался, я уже знал, как заставить её заткнуться.
В то время, пока разносилась по крови эта смердящая, но живительная влага, бодрящая и согревающая одновременно, всё во мне пришло в успокоение и гармонию, которой до этого момента у меня не было никогда в жизни. Я наконец-то примирился с собой и принял себя. А заодно и весь окружающий мир, который оказался совсем не таким гадким и мерзким, каким представлялся мне до этого. И это было такое счастье, равного которому я вспомнить не мог, как ни старался.
Думаю, что уже тогда я и стал алкоголиком. С самого первого раза. Моментально и окончательно. Так иногда бывает, будто на роду написано. Никакого сопротивления со стороны организма, никакого отвращения. Словно так и должно было быть…
А брат Лёха сел по малолетке через год, после того, как окончил девять классов. А затем так и пошёл по этапу. Где он сейчас – мне неизвестно. И без того редкие письма его в какой-то период перестали приходить вообще. Я тогда сразу после школы почти автоматически попал в университет, благодаря льготам, полагающимся детям-сиротам при поступлении.
А через два года почти также быстро оттуда вылетел. Так как полностью завалил сессию, потому что пил, не просыхая. Тогда я ещё, разумеется, об этом не догадывался, но к своим двадцати годам, я уже был вполне законченным хроником. Какое-то время мне удавалось совмещать и учёбу, и подработку, и весьма насыщенную личную жизнь, и спорт… Затем, в моей жизненной цепи стали образовываться более или менее заметные бреши. Собственных ресурсов уже не хватало. Сначала сопротивлялся и барахтался, как мог. Я кодировался, лечился, проходил бесконечные реабилитационные курсы… Я всё время пытался что-то делать, даже соглашался на всякую нетрадиционную ересь, в которую свято верила моя жена, таскавшая меня по бабкам и экстрасенсам… Но всё это, увы, с очень шатким и всегда временным успехом.
Я менял работы так часто, что трудовая моя через несколько