себя неуверенно, а они, со своей стороны, презирали его. Однако Старая Карга, ведьма, несомненно обладала даром предвидения. То, что она видела в отбросах своей сестры Магдалены, обычно сбывалось.
– Фуга не может скрываться и дальше, – сказала Иммаколата. – А как только она начнет двигаться, возникнут вибрации. Это неизбежно. Ведь столько жизни стиснуто в небольшом пространстве!
– А ты чувствуешь какую-нибудь из этих… вибраций? – спросил Шедуэлл, свешивая с кровати ноги и поднимаясь.
Иммаколата покачала головой:
– Нет. Пока еще нет. Но мы должны быть готовы.
Шедуэлл надел свой пиджак. Подкладка заискрилась, рассыпая по комнате лучи соблазна. В мгновенной яркой вспышке он успел заметить Магдалену и Каргу. Старуха прикрыла глаза рукой от света пиджака, опасаясь заключенной в нем силы. Магдалена не обратила внимания на искры – ее веки давным-давно приросли к глазницам, она была слепа от рождения.
– Когда движение начнется, потребуется час или два, чтобы точно определить местоположение, – сказала Иммаколата.
– Час? – переспросил Шедуэлл.
…погоня, приведшая их в конечном итоге сюда, сегодня казалась длинной, как целая жизнь…
– Час я могу подождать.
III
Кто сдвинул Землю?
Пока Кэл приближался к цели, птицы так и кружили над городом. Если одна улетала, на ее место тут же спешили три-четыре новых и присоединялись к стае.
Этот феномен не остался незамеченным. Люди стояли на мостовой и на ступеньках домов, прикрывали руками глаза от ослепительного блеска и вглядывались в небеса. Они обменивались мнениями о причинах подобного сборища. Кэл не стал останавливаться, чтобы предложить свою версию, а продолжил путь по лабиринту улиц. Время от времени ему приходилось возвращаться назад и искать другую дорогу, но с каждым шагом он приближался к эпицентру.
И когда он подошел, стало очевидно: его первоначальная догадка неверна. Птиц привлек не корм. Они не падали стремительно вниз, не ссорились из-за лакомства, в воздухе под ними не было вкусных насекомых. Птицы просто кружили. Те, что поменьше, воробьи и зяблики, уже устали от полета и расселись на крышах домов и на заборах, отделившись от более крупных собратьев – черных ворон, сорок и чаек, заполнивших небо.
Голубей здесь было предостаточно. Дикие сбивались в стаи по полсотни особей и кружили, отбрасывая мелькающие тени на крыши домов. Рядом с ними летали домашние птицы, явно сбежавшие на волю, как Тридцать третий. Канарейки и волнистые попугайчики оторвались от своего проса и колокольчиков, ведомые той же силой, что призвала сюда остальных. Для них пребывание здесь было равно самоубийству. Пока дикие птицы были поглощены происходящим ритуалом, они не обращали внимания на присоединившихся к ним домашних питомцев, но как только действие заклятия спадет, они растеряют свое благодушие. Они станут жестокими и стремительными. Они накинутся на канареек и волнистых попугайчиков, выклюют им глаза и растерзают