бойкие разносчицы, из-за то и дело открывающейся двери на кухню слышался знакомый голос: не иначе, та кухарка из особняка Альфиуса теперь хозяйничала у плиты, пока хозяин встречал гостей. За барной стойкой разливал пенные и не только напитки меланхоличный беловолосый дроу; в отсутствие заказов на напитки он жонглировал кинжалами – семью сразу, а когда к стойке подходил новый клиент, кинжалы втыкались в доску на стене, образуя фигуру, схожую со знаком бесконечности.
– Справляется, – расплылся в отеческой улыбке повар. – Эй, ты же не затем забежала, чтобы постоять в проходе, обменяться парой фраз и сбежать? Идемте на второй этаж, там есть свободный столик. Клауф, на второй никого не пускай. Кто сидит, пусть досиживают, но и все на том.
– Принято, шеф! – отсалютовал кинжалом дроу, не изменившись в лице.
Остальные шесть клинков воткнулись в доску в виде стрелки-указателя.
– Атмосферно, – расщедрился на похвалу Рэй. – Почему мы тут раньше не были?
– Очень даже были! – гнома подмигнула адептке. – При таких особенных обстоятельствах, в таких симпатичненьких нарядах…
– Так! – взревела Хэйт, словно бешеная коала.
– Малышка, ты мне посетителей распугаешь, – пожурил девушку Сорхо. – Ори чуть потише, будь ласка. Так, вот за тем столиком располагайтесь, я распоряжусь насчет еды и подойду. Мы про Отроги будем беседовать? Тогда я своим, кто в игре, маякну. Выпивка? Друзьям малышки – за счет заведения!
– Это ты зря, – вздохнула Хэйт, занимая местечко поближе к стене. – Они тебя по миру пустят, особенно, если к нам подруга этого ушастого примчит. А она примчит, как прослышит про халявную выпивку.
Она как в воду глядела: стоило Рюку и Хель засобираться в реальный мир, как Барби, прихватив барда, рванула к телепорту. Монк благоразумно сослался на дела. Очень срочные, безотлагательные.
А остальным пришлось непросто: Сорхо за словом в карман не лез, а за его реализацией тем более. Выпивки было – хоть упейся, хоть утопни в ней. И закуски на любой вкус. И тосты: за знакомство, за успех грядущего похода, за процветание Обжорки, за рост доходов, за Ненависть…
Где-то в процессе спровадили посетителей. Загнали на сцену нетрезвого барда (дебафф «во хмелю» уже не начальной стадии), тот на бис исполнил текст про Беломорье. Затем – еще не обкатанную на публике и мобах песнь уныния, додуманную буквально с полчаса назад:
Он рыдал напряженно, устало.
Он рыдал на могилах близких.
Его осень таким застала,
Вдаль ступая по павшим листьям.
Он рыдал о смертях Вселенной,
О любви бесконечной, нетленной…
В этот вечер, безмерно-лунный,
Встрепенулась Земля на вдохе.
О великих он пел, о безумных,
Пел о гениях и о пройдохах.
Миг прошел. Он стоял на коленях.
Лишний в этом краю безверья…
Осень тихо шагала мимо
По