АБ! Утром, все утром! – повысил голос и Женька тоже. – Нынче Хелен не в той кондиции.
Он сбросил вызов.
Утром так утром. Мне пока не настолько горит, чтобы я до утра дотерпеть не мог.
Женина жена Лена-Хелен Курьянова позвонила мне в восемь. На мои путаные полусонные объяснения, почему наш разговор лучше бы вести не по мобильной связи, не обиделась. Назвала адрес кафе для беседы.
– Рад встрече, – почти что искренне поприветствовал вурдалачку. – Давно ждешь?
В кафе она пришла до меня, заняла столик в углу и заказала себе… глинтвейн, кажется. Не уверен.
Зацепился взглядом за футляр с гитарой. Тот лежал на двух стульях сразу, обозначая, видимо, что столик занят. Час все еще был ранний, а зал пустой, не считая нас с Хелен да скучающего работника за стойкой.
Мертвые девушки, милые причуды.
Милая мертвая девушка взмахнула рукой. О значении жеста догадываться предполагалось самостоятельно. То ли это было такое приветствие, то ли «убирайся с глаз долой».
– Так понимаю, здесь самообслуживание? – обернулся к стойке и замершему за ней парню. – Подожди еще пару минут, закажу себе чаю. Не позавтракал.
– Болван для того и оставлен, – Лена щелкнула пальцами, и работник заспешил от стойки к нам.
Уже вблизи я подметил сияющую улыбку и бездумный взгляд парня.
– Черный чай и пару бутербродов, – я не притронулся к протянутому меню.
– С бужениной, с ветчиной и сыром, с… – принялся монотонно перечислять официант (или бармен?).
Стоял он при этом в полупоклоне и продолжал держать в руке меню. Смотрел прямо перед собой. Зрачки были расширены.
«Болван», – я поежился, вспомнив, как при первой встрече певунья звала меня «прогуляться».
Сделать из меня такого же болвана. Одноразового, надо думать.
– Всех по два, – вмешалась вурдалачка, затем указала в направлении двери. – Вы закрыты.
«Болван» послушно пошел закрывать дверь кафе.
Меня подмывало спросить, для чего она заморочила бедного парня. Причем в духе Шпалы спросить, вроде: «На буя буянила?» Смолчал. Мне нужна помощь вурдалачки. «Попросить» закрыть зал и принести поднос бутербродов – это не то же самое, что «попросить» присоединиться к завтраку в качестве блюда.
Так что я просто ускорился с поглощением пищи. И быстренько перешел к тому, ради чего эта встреча затевалась.
– Лена, – вздохнул поглубже, как перед прыжком в воду. – Я хотел бы поговорить с тобой о моем отце. Если ты не возражаешь, конечно.
– И все же, с болью в горле, мы тех сегодня вспомним, Чьи имена, как раны, на сердце запеклись, Мечтами их и песнями мы каждый вдох наполним1…
В пустом помещении ее голос звучал особенно звонко. Надрывно. Пронзительно. Искренне. Лена уже напевала при мне строку из этой бардовской песни, но тогда звучание было совсем иным.
– Спрашивай, – прочувственно сказала она. – Не знаю, будут ли тебе полезны мои