Это как выходишь из душной комнаты на улицу – кажется, теперь есть кислород и дышится легче, какая-то разбежавшаяся вмиг из пылинки новая туманность, и всё, что ты хочешь и ждёшь, вот-вот оно и начнёт происходить. И всё будто бы для тебя, но не теперь, ведь оно таким и было, просто не всегда можно это понять, так как понять можно лишь, если ты готов. А готов ты, если свободен. А свободен ли ты, этот вопрос уже решай сам.
Автоматическая дверь плавно закрылась. Мы стояли вдвоём – друг против друга. А вот в башнях Москва-Сити – там в лифтах даже кнопок нет, входишь в чистую коробку, и всё – барокамера по пути «в небо». Но у нас всё же есть. А мне бы хотелось, чтобы сейчас мой попутчик тихо заговорил, будто он давно думал меня пригласить на ужин, и не оправдывать, что мы остались одни случайно, и ещё, что не такой уж он строгий, но в этом змеином «театре» ведь нужно держать марку, иначе нельзя, и к коллегам, и ко мне это прямого отношения не имеет, это вообще параллельная реальность. Нужно научиться проживать эти роли разными, конечно, не пересекая чужих интересов и не выступая против системы, боже упаси. По правде говоря, для меня похожие декларации тоже звучат как мораль. Я прихожу, надеваю наушники, слушаю Брамса, делаю работу – получаю за это деньги, и почему я ещё должна играть в чьём-то «театре», не понимаю. Ведь каждый сам себе придумывает нужду чему-то соответствовать, а некоторые даже иногда лезут везде и кажутся ужасно озабоченными по этой причине, не думая, что выглядят неадекватно.
– Мы едем вниз? – робко спросила я, потому что я вдруг поняла, что ухожу отсюда в первый и в последний раз и молчать глупо.
Он, улыбаясь, покачал головой из стороны в сторону и сказал:
– Вверх некуда.
Я притихла, наблюдая за ним, и подумала, что у него в этих четырёх стенах нет выбора. Такой спокойный, видный, голубоглазый, красивый прямой нос – ископаемое! Небрежная трёхдневная щетина с рыжиной, светлая рубашка, синяя полоска, джинсы, холодное – деним, шик миллионера и бездомного – «смотри, детка, как я свободен!». Ах, эти голубые глаза, подтянутый, мужественный и милый. Он милый, вот и всё определение. Ми-ми. Соблазнитель. Такой человек. Как если бы одежда была сшита сложно, но ни одной ниточки господа придирчивые не найдут. Я сразу его вычислила. И даже будто он не хочет казаться, а только жить на вымышленной обложке журнала, как если бы он мог существовать собранным, как гамма, и если бы он цвёл, как вишня на радость всем, кто пришёл к нему. Как ходят японцы по весне любоваться сакурой, у них в языке такой глагол есть. Я уверена, возраст нисколько не портит мужчин – если в нём нет внутренних противоречий, всё расцвет…
Бицепсы, мужской аромат и взгляд свысока. Я делаю вид, что о чём-то задумалась, сама у себя спрашиваю как есть: «Готова ли ты, раба божья, умереть сегодня от любви к этому двуногому великолепию?» Боже, как бьётся сердце, щёки вспыхнули невозможно, даже думать трудно, как это называется… подбирать слова… собирать буквы, ясно думать… – ничего не выходит, я – затуманенное, неразумное.