сейчас на борозде, является чем-то очень неприятным и непредвиденным, чем-то из ряда вон выходящим. Пахарь шел рядом, возбужденно лепеча бессвязные слова:
– Из-под резца показалось что-то… в земле лежит остальное… не сказать, что именно…
Погонщик между тем поднялся на ноги и стоял, ссутулившись и бессильно опустив руки, пока к нему не подошли монах и пахарь.
– Брат, – обратился он к Кадфаэлю, – если бы мы знали, ни за что не стали бы за это дело браться – неизвестно, на что еще тут можно наткнуться. – С этими словами он увел волов немного вперед, чтобы дать доступ к месту находки, наткнувшись на которую они так неожиданно прервали свою работу.
Вблизи от покатого, заросшего ракитником склона на краю поля плуг, разворачиваясь, врезался в землю на бо́льшую, чем обычно, глубину и что-то потянул за собою. И это что-то не было стеблем или корнем. Брат Кадфаэль опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть, что же это такое. Подошедший в этот момент брат Ричард, дрожа от нетерпения, остановился немного поодаль и боязливо наблюдал, как Кадфаэль протянул руку, провел ею по борозде, ощупывая длинные нити, в которых запутался резец плуга, и в конце концов извлек находку на свет Божий.
Это были не корни, а полусгнившие полоски ткани – создание рук человеческих. Когда-то ткань эта была, вероятно, черной, а теперь приобрела цвет земли. Но при этом она все еще сохраняла свои свойства – ведь резец сначала разодрал ее и потянул за собой, превращая в длинные лоскутья. И еще кое-что тянулось следом, возможно, это находилось внутри ткани: на борозде лежала длинная густая прядь волнистых черных волос.
Глава вторая
Вернувшись в монастырь, брат Кадфаэль испросил немедленной аудиенции у аббата Радульфуса.
– Отец мой, – начал он, – непредвиденный случай заставил меня воротиться так быстро. Я бы не потревожил вас, будь это менее важно, но на Земле Горшечника обнаружено нечто, что должно озаботить и наш монастырь, и мирскую власть. Пока что я оставил там все, как есть, и полагаю, что следует немедленно поставить в известность шерифа Хью Берингара. Я прошу на это вашего благословения. Дело в том, что плугом были извлечены на свет Божий лоскутья ткани и прядь волос, по всей видимости женских. Волосы длинные и красивые, полагаю, их ни разу не касались ножницы. И кажется, будто что-то удерживает их под землей.
– Ты считаешь, – произнес после многозначительного молчания аббат Радульфус, – что они все еще находятся на человеческой голове?
Голос настоятеля звучал ровно и твердо. За свою более чем пятидесятилетнюю жизнь он всякого насмотрелся. И если это был первый случай подобного рода, то вовсе не самый серьезный из тех, что преподносит жизнь. И за монастырскими стенами нельзя не зависеть от мира, где все возможно.
– Человек погребен в неосвященном месте, – продолжал аббат, отреагировав на выразительный кивок Кадфаэля. – Это противозаконно.
– Это-то меня и пугает, – ответил монах. –