с детьми и еще иногда с мужем, когда была ими не вполне довольна.
Сергей молчал.
– Сережа, я имею право знать, что произошло.
Он молчал, и ему казалось, что вина, стыд и жалость к Вере сейчас затопят его, скуют мышцы гортани и он никогда не сможет разговаривать.
– У тебя другая женщина?
– Я женюсь.
Почему-то раньше все его романы кончались сами собой, никому не принося не только горя, но даже разочарования. А может быть, ему просто нравилось так думать. Ему очень хотелось нажать на отбой, но он знал, что не сделает этого.
– И давно ты встретил свою… избранницу?
– Не надо, Вера.
– Да. Ты прав. Не надо. – Она знала, что нужно нажать отбой, только никак не решалась это сделать. А потом нажала.
Сергей крутил в руках телефон и отпивал коньяк.
Зачем он позвонил Вере? Он что, действительно собирается жениться? Жениться на девушке, которую видел всего дважды?
Позвонил он потому, что больше не хочет видеть Веру. Потому что почувствовал острую необходимость разорвать эту совсем не нужную ему связь. Его отношения с Верой с самого начала были окутаны ложью, и эта ложь и необходимость притворяться, делать вид, что эта женщина нужна ему, вызывали у него стойкий душевный дискомфорт. Просто раньше он этого дискомфорта не замечал, а сейчас заметил.
А про женитьбу вырвалось просто так.
Или не просто так?
Май, 16, среда
Лена опять пришла на работу рано, когда на этаже почти никого не было, и, даже не включив установки, позвонила Пожидаеву. Телефон не отвечал, и она принялась разбирать обработанные образцы, с трудом заставляя себя сосредоточиться на работе. Через двадцать минут опять позвонила, телефон опять не ответил, и она окончательно поняла, что заниматься делом не в состоянии: не давал покоя вчерашний прибор в ее сейфе. Она даже проверила сейф, замирая от страха, что там окажется еще один прибор, и ругая себя за это. Тревога ее оказалась напрасной – сейф был пуст. Она немного послонялась по лаборатории, поглазела в окно, не замечая ни подходивших к институту людей, ни проезжающих машин, ни уже полностью покрытых зеленью деревьев, и, не придумав ничего лучшего, отправилась в курилку.
Она располагалась на пожарной лестнице. Когда курить в здании разрешалось, на стене была нарисована сигарета с дымком, теперь сигарету перечеркнули. Зимой на лестнице было очень холодно, а летом жарко, тем не менее курильщики туда регулярно наведывались, и руководство смотрело на это сквозь пальцы. Лена аккуратно села на сломанный стул, стараясь не пропустить Пожидаева, поскольку пройти к своему кабинету он должен был мимо открытой двери на пожарную лестницу. Старые стулья появлялись в курилке неизвестно откуда и неизвестно куда вскоре исчезали, и курильщики радовались возможности посидеть, как будто не сидели за своими столами и компьютерами все остальное время.
Здесь