пространного, – Мы же понимаем, что если решим навредить кому-то, то мебель, стол или стул будет последним орудием преступления. Куда проще это сделать, например, ручкой, – она кивает на металлический Паркер, – Или …, – она делает паузу и кривит губы. Ей это не идет, но кажется уместным, – Подобное расположение мебели призвано вырвать вас из зоны комфорта. Через тридцать минут у вас отекут ноги, через час мозг, а через два, вы будете молить о пощаде, судорожно дергать стул и кричать о гениальности того человека, который до этого додумался. Лучше любой пытки. Вы смотрите на мою грудь, – смена настроения заставляет очнуться.
Да, я пялюсь на ее грудь, маленькую, спрятанную в тонкие чашечки, с торчащими сосками. Я сглатываю, не отвечаю. Неловкость момента разбавляет крик светофора. Светофор по ту сторону стены орет семнадцать секунд, потом замолкает на минуту двадцать, потом снова начинает орать. Я считаю, – Раз, два, три …
Перед ней лежит лист, обычный белый лист бумаги. Ровно посередине листа металлическая ручка, на зажиме которой мелким шрифтом написано: «With love. O». Обычно гравировку делают на теле, корпусе ручке, где больше места, а оттого шрифт куда размашистее. Я впервые вижу гравировку на тонком, похожем на стрелу, зажиме.
Следователь очень медленно выдыхает, я чувствую аромат ее духов. Из вони хлорки и дешевой краски на меня нападают свежесть раннего утра и полевые цветы. В них прячется что-то еще, далекое, инородное, но очень знакомое.
– Ваши духи. Что это?
Она отводит глаза и тянется к кнопке вызова охраны. Каким-то неведомым образом молодая особа понимает, что я не расположен к допросу, отчего решает прервать встречу. Я поднимаю руку. Не так, словно студент, желающий ответить, а слегка. Она ловит движение и возвращается на, прикрученный к полу, стул. Она берет ручку, ловко переворачивает пишущей стороной вниз и поднимает брови.
– Что вас интересует, – я стараюсь копировать манеру олигарха, но вопрос все равно получился вопросом.
– Что хотите. Детство, отрочество …
– Юность, – перебиваю я, и тут же ловлю недовольный взгляд.
Она несколько раз стучит ручкой по листу, переводит взгляд на меня и улыбается. На этот раз взгляд другой. Я, наконец, понимаю, как сильно недооценил соперника. Сбили ее пол и возраст, однако я сел за стол и играю с очень подготовленным игроком, а ее взгляд обезоруживает.
– Как интересно. Кто вы?
– Меня зовут Марина Леонидовна. Я ваш новый следователь, а кто вы?
– Тарас Николаевич Гориков.
– Это написано в документах. Вы не ответили, кто вы.
Я опешил. Эта игра мне не по зубам. Сегодня не по зубам. Заканчиваем.
6.
Камера встречает ударом солнца в лицо, я не вижу ухмылок гиен, исчезаю за шторой. Подозрительно тихо. Я кошусь на глаз видео наблюдения, он мешает сосредоточиться. Тишину разрубает металлический лязг и мужской крик: «Эс, на выход». К арестантам здесь обращаются по первой букве фамилии. Топот, хлопок двери.
«Эс» вернется