ним показалась та самая круглая, обросшая лозой башня. На остроугольной крыше виднелся металлический круглый символ гансовского ветвизма: дерево, корни которого с нижней части изображения поднимались вверх и обволакивали ствол, и ветки, стремящиеся вниз, закрывающие корни, образующие окружность. Эта башня – храм.
Барон Северин неспешно направился по земляной дороге к зданию. Трава, еще не потерявшая цвет, плавно и умиротворенно шелестела на ветру, опускаясь и поднимаясь волнами, словно водная гладь. Плотная полоса деревьев, отделяющих территорию церкви от оборонительных сооружений, осталась позади. Шелест листьев постепенно стихал, и когда Рейнер добрался до двери, вовсе пропал.
Из дверного проема доносились голоса. Один из них Рейнер узнал: он принадлежал брату Гоцу. Второй был незнаком, но барон решил не мешать и отправился на задний двор, к фамильному кладбищу Манаэлей. Его встретило множество надгробий и мраморных статуй, все с символом ветвизма. По обычаю, тела благочестивых ветвистиан сжигали на костре, а прах развеивали по ветру, но поставить памятный знак все равно считалось необходимым, в качестве свидетельства о всеобщем уважении. Одна статуя изображала высокого тощего человека с каменной табличкой в руках, надпись внизу гласила, что сие сооружение воздвигнуто в честь Эрнеста Манаэля. Соседний памятник принадлежал некой Лилиане Манаэль, женщине с притягательными формами, намеренно преувеличенными скульптором, видимо, по заказу самой госпожи Лилиан. Поодаль располагался гордый воин с мечом наголо, имя ему – Гарвин Манаэль. Все они ушли из жизни: кто-то раньше, кто-то позже, кто-то от меча, кто-то дома в теплой постели, и все они глядели на запад, в сторону моря.
Ветер будто бы усилился. Плащ Рейнера беспокойно затрепыхался, а волны на траве зачастили. Барон увидел фигуру человека, закутанного в простой коричневый плащ без герба или ремесленного символа. Человек стоял спиной к Северину, склонив голову перед большой статуей из белого камня: мраморный плечистый мужчина с горбатым носом сидел на квадратном троне, окидывая взглядом бескрайний простор, раскинувшийся пред ним голубой скатертью. То был нашедший покой Бруно Манаэль, отец Сиджи Манаэля, действующего правителя Фестунга.
Барон сделал несколько шагов вперед, и человек в коричневом плаще, услышав звуки сквозь завывание ветра и шелест травы, оглянулся. Это оказался старик лет семидесяти, на фут уступавший Рейнеру в росте. Голова его была изрядно посыпана пеплом долгих лет, а короткая борода не отличалась опрятностью. Несколько глубоких морщин и мешки под глазами на лице, наполовину закрытом тканью капюшона. Не похоже было, что эта персона принадлежит дворянскому роду.
Увидев Рейнера, человек снова повернулся к склепу, и барон Северин приблизился. Он встал рядом с мужчиной в капюшоне.
– Как вы думаете, милорд, куда попал король Бруно после смерти? – спросил неизвестный. – Он стал листом или ушел в корни?
– Правитель