чем заключается нелегкий выбор между надеждой на справедливого, но своевольного властителя и постоянным, но бездушным законом;
– есть ли определенность в таком вопросе, как основания криминализации человеческих поступков;
– как понимать диалектику сосуществования законодательных правил и исключений из них;
– что лучше – щадящее либо жесткое толкование уголовного закона и пр., и пр.
Главное – читателю не надо надеяться на получение бесспорных истин, не стоит безоговорочно принимать на веру, как и хулить почем зря римское право, а вкупе с ними уголовный закон России и заодно автора этого очерка.
Последние вступительные соображения посвятим рецепции. Именно ей, а не самому продукту заимствования, адресовано множество исследований, найдены волнующие эпитеты. Россия уже пользовалась европейской “гуманитарной помощью” – но не римско-правовой, а продуктами правдоискательства XVII–XVIII веков. Идеологи нравственного переустройства власти создали тот духовный фон, который Екатерина II пыталась привнести в свою просветительскую политику. Нравственно-философский флирт с западными мыслителями привел нашу императрицу, кроме всего прочего, к прямому плагиату в области уголовного права. Глава X ее Указа 1767 года, именуемая “Об обряде криминального суда”, практически дословно воспроизводит положения трактата итальянского маркиза Чезаре Беккария “О преступлениях и наказаниях”[10]. Но заимствование готовых рецептов по борьбе с преступностью отнюдь не бесчестит российскую правительницу.
Сей труд оказал огромное очистительное влияние на всю Европу, и тамошнее законодательство также преобразовывалось под наставления Ч.Беккария. Правящий российский двор поступил и провидчески, и быстро, воспользовавшись “гуманитарной помощью” всего через три года после опубликования трактата на родине автора, в Италии.
С тех пор мир ушел далеко вперед. Вряд ли антиклерикальные пассажи Гольбаха либо завуалированные нравственные сентенции Вольтера покажутся современникам грандиозными. Они исчерпали себя в практическом смысле из-за политической ангажированности. А римское право, это ratio scripta, вновь манит к себе. Здесь, в первобытной простоте, нужно искать современную правду, – но не в частностях, а в главном – в том, что Иеринг называл духом права, его принципиальными установками. С тем и проводим читателя на первую страницу.
Автор выражает признательность доценту кафедры новой и новейшей истории Ростовского государственного университета Людмиле Павловне ХОРИШКО и старшему преподавателю кафедры общего и сравнительного языкознания Ростовского госуниверситета Елене Вячеславовне СЕРДЮКОВОЙ за ценные критические замечания исторического и языковедческого характера. Благодаря им, итоговый вариант книги очистился от мелких погрешностей, утратил налет обыденности и формальной прозрачности, но приобрел большую выразительность и стройность.