жужжанием уходил под пол, и через минуту, заново накрытый, поднимался назад. На нем были крепкие напитки, вино, шампанское в ведерке со льдом, закуски и фрукты. И хоть за всю первую смену в комнату так никто и не вошел, стол съездил вниз-вверх восемь раз, и каждый раз закуски на нем менялись.
Лене казалось, что она простояла на тумбе совсем недолго. Она собиралась еще многое обдумать, поскольку голова работала как-то по-особому легко и точно, но тут дверь в животе Бога-Отца открылась, и в зал вошли четыре зеленые женские фигуры. Это была новая смена – оказалось, двое суток уже прошли.
Перед следующей сменой Ася спросила:
– Ты его видела?
– Кого его? – не поняла Лена.
– Богомола.
Сначала Лена решила, что Ася говорит о фигуре молящегося ангела на входной двери – он находился как раз напротив служебной дверцы в Боге-Отце. И только потом вспомнила о насекомом, из которого делали «Мантис-Б».
– Нет, – ответила она. – Не видела. А где?
Ася пожала плечами.
– Не знаю. Внутри.
– Внутри себя?
– Наверно, – ответила Ася, посмотрев на нее загадочным взглядом. – А может, внутри богомола.
Лена подумала, что Ася валяет дурака.
Но в середине следующей смены случилось что-то крайне странное. Лене вдруг показалось, что ее руки не подняты вверх, а молитвенно сложены перед грудью.
Точнее, все было наоборот. Ощущение было таким, словно она очень долго, чуть ли не с самого начала времен, держала руки сложенными перед грудью, а потом ей померещилось, что они подняты вверх и уперты в каменную плиту. А затем она поняла, что то, что ей померещилось, и есть ее настоящее положение. Это было похоже на утреннее пробуждение, когда выясняется, что неубедительное развитие сна, только что казавшееся таким убогим и нелепым, и есть окончательная правда, и теперь придется вставать, одеваться и идти к людям за едой.
Лена решила, что задремала на рабочем месте – и испугалась, поскольку так можно было свалиться с тумбы. Но когда галлюцинация повторилась, она поняла – сон здесь ни при чем. Во второй раз она гораздо лучше отследила, что именно произошло.
Она находилась в двух местах одновременно. Одним местом был малахитовый зал. Другим – залитое ослепительным солнцем пространство, о котором трудно было сказать что-то определенное (оно дрожало, переливалось и походило на картинку калейдоскопа, растянутую на все триста шестьдесят градусов какой-то необычной оптикой). Впрочем, калейдоскоп по сравнению с тем, что видела Лена, показался бы скучным. Если окружающее и можно было с чем-то сравнить, то разве что с мультиками, которые рисует медиа-плейер «Виндоуз», прокручивая файлы mp3. Но, несмотря на свою крайнюю необычность, это пространство сразу же пришлось Лене по душе, потому что волны разноцветных огней, все время возникавшие в нем, каким-то образом переживались как счастье, которое постоянно меняло цвет и форму – но не переставало быть счастьем и совсем не надоедало.
Было две Лены.