назло, в этот день надела платье с цветочным принтом и была уверена, что все видят только ее голову и руки, парящие в воздухе сами по себе. Она жалела, что не может полностью втянуть их в свое платье и совсем скрыться из виду. Она ощутила, как ее душа медленно покинула тело и воспарила к потолку.
– Но прежде, чем мы начнем, – внезапно продолжила Марджори, и все головы вновь повернулись к ней, – давайте почтим минутой молчания память Алана Пэйтона. Его уход в начале этого года потряс весь литературный мир так же сильно, как он потряс и меня.
Мысли в голове Патриции заметались: писатель умер? Совсем недавно? В газетах об этом ничего не было. Что она могла сказать? Как он умер? Убит? Разорван дикими собаками? А может, инфаркт?
– Аминь, – закончила Марджори. – Патриция?
Душа Патриции решила, что она не дура, и отправилась в мир иной, оставляя телесную оболочку на растерзание заполнившим комнату женщинам. Среди них была Грейс Кавана, которая жила через два дома от Кэмпбеллов, при этом общались они с Патрицией лишь однажды, когда соседка, поднявшись на ее крыльцо, позвонила и спросила: «Простите за беспокойство, но вы живете здесь уже полгода, и я просто вынуждена поинтересоваться: вы намеренно придаете своему двору такой затрапезный вид?»
Слик Пейли не отводила от Патриции острого лисьего личика, крошечные глазки быстро-быстро мигали, ручка замерла над открытой записной книжкой. Луиза Гиббис откашлялась. Каффи Уильямс достала бумажный платочек и медленно высморкалась. Взгляд Сейди Фанч, наклонившейся вперед и покусывающей сырную соломинку, отражал скуку. Единственной, кто не смотрел на Патрицию, была Китти Скраггс. Ее глаза были устремлены на бутылку вина, что красовалась посередине кофейного столика и которую никто не осмеливался открыть.
– Ну… – неуверенно начала Патриция. – Разве есть среди вас кто-то, кому не понравился роман «Плачь, любимая страна»?..
Сейди, Слик и Каффи одновременно кивнули. Патриция взглянула на часы – семь секунд от ее выступления прошло. Она чувствовала, как медленно идет время. Она затянула паузу, тщетно надеясь, что кто-нибудь вмешается и что-нибудь скажет, но тишина лишь заставила Марджори еще раз повторить:
– Патриция?
– Так печально, что смерть унесла Алана Пэйтона во цвете лет и он не написал еще больше таких же прекрасных романов, как «Плачь, любимая страна», – проговорила Патриция, ощущая, как слова сами собой льются из ее рта, подбадриваемые кивками слушательниц. – Так как эта книга рассказывает нам о таких современных, актуальных событиях, подобных тому ужасу, что происходит прямо сейчас в Фаре… Фрайе… в Южной Африке.
Кивки слушательниц стали более энергичными. Патриция почувствовала, как ее душа возвращается в тело. Она уселась поудобнее и продолжила:
– Я хотела рассказать вам все о жизни Алана Пэйтона. И почему он написал эту книгу, но все это не отразит глубину этой истории, того, как сильно она тронула меня, как, читая ее, я ощутила неудержимый гнев, что рвался из моей груди. Эта книга, которую понимаешь сердцем – не разумом. Кто-нибудь еще почувствовал