жестяную коробку из-под печенья и, прикрыв глаза, прижимается лбом к холодному металлу. Затем захлопывает дверь и возвращается в дом. Снова замирает в бумажном сугробе, размышляя, что делать дальше. Он разглядывает яйцо, угнездившееся в ворохе писем у его ног. Белоснежная скорлупа потускнела, будто под ней погас свет. И что тут можно предпринять? Она бы знала. У нее были ответы на все вопросы. Айзек прокручивает в голове бесконечную киноленту их разговоров в поисках чего-нибудь применимого к ситуации. Однажды она рассказывала ему историю об осиротевшем ягненке с фермы, на которой она выросла. Она всегда выкармливала из бутылочки оставшихся без матери барашков. Но был один, который никак не мог согреться. Ягненка заворачивали в пледы, в полотенца, она даже пожертвовала собственное одеяло – впустую. Потом кому-то пришла в голову гениальная в своей простоте идея – «Ага»[2]. Рискуя в конечном итоге получить на обед жареного ягненка, маленькое дрожащее тельце затолкали прямо в разогревающуюся духовку. И это сработало – агнец не пал невинной жертвой. Услышав эту историю, Айзек, который и ферму-то впервые увидел, только будучи подростком, рассмеялся, покачал головой и высказал предположение, что росла она, поди, на страницах одной из книг Беатрикс Поттер[3]. У кого дома стоит духовка фирмы «Ага»? Кто станет кормить ягнят из бутылочки? Она пожала плечами и сообщила ему, что, пока он сидит в своей скорлупе, мимо проплывает целый неизведанный мир.
Айзек запирает входную дверь, направляется в гостиную и осторожно ставит жестянку на каминную полку. Затем возвращается и забирает яйцо, валяющееся на перине из заполонивших прихожую писем. Откуда в этом маленьком убогом домишке взяться элитной духовке? Хотя яйцо и не поместилось бы в ее компактные недра. Зато под каминной полкой притаился самый примитивный очаг – к нему-то Айзек и переносит яйцо. Сквозь жалюзи в комнату начинают пробиваться солнечные лучи, поэтому Айзек опускает глаза в пол. Свет он не включает. Он действует медленно, размеренно. Укладывает в очаг несколько поленьев, старую газету и щепы для растопки. Поджигает – и тут же гасит спичку, не желая освещать все то, что он не хочет видеть. Айзек стаскивает раскиданные по комнате подушки и пледы к камину и мастерит на полу импровизированное гнездо. Устроив в нем яйцо, он принимается ворочать поленья. Пламя начинает разгораться. Айзек сидит на коленях, не отрывая взгляда от яйца. Здесь, на полу гостиной, перед камином, его скорлупа сияет белизной пуще прежнего. Но это еще не все. Оказавшись у потрескивающего пламени, вдали от холодной сырой поляны, яйцо наконец начинает высыхать. И по мере высыхания оно… обрастает. То, что еще недавно казалось гладкой скорлупой, вздымается и растрепывается. От удивления Айзек приоткрывает рот. Он забывает, как дышать, волосы на руках встают дыбом. Айзек приходит к осознанию, что на яйце никогда не было скорлупы, зато был мех. Прилизанный утренней росой, а теперь распушившийся, как, должно быть, шерсть на том осиротевшем ягненке,