раз».
Дальше оба берега сделались низкими, точно присели к воде.
Сад, желтый до головокружения.
В сущности, она была ребенок. Только с пухлым задом, большими грудями, неутомимыми бедрами и с паспортом.
Всякий раз перед этим она шептала партнеру в ухо: «Я такая трусиха…»
1978
Воспользовавшись слабостью его духа и крепостью вина…
Один стоял сбоку, пощипывая контрабас («Портрет джаза»).
Литератор был из породы умельцев, к письменному столу у него тисочки привернуты.
Юлия Цезаревна Гай.
Где в рукомойники нацелились рядком никелированные клювы.
Чтобы исправить настроение, ей требовалось сходить в парикмахерскую или переставить в доме мебель.
Путаные узкие улочки расползались во все стороны, как мысли ревнивца.
Черные махачкалинские старухи.
Та экзотическая глубинка, где уже на третий день тебя обуревает ностальгия по предрассудкам – вроде чистых наволочек и ватерклозета.
Тов. Клизман.
«Не откладывай на завтра то, что можно выпить сегодня».
Вокруг лампы вился крошечный мотылек, серый и рассыпающийся, точно не до конца вылепившийся из окружающих сумерек.
Гостиницу заполонили съехавшиеся на турнир боксеры в ярких пиджаках, натянутых на непомерные плечи, как на валуны.
1979
Тяжеловлюбленный человек.
Любовь эта занимала в нем примерно то же место, что Сибирь на карте страны: куда ни ехать, все через нее.
«Перед сильным смириться – это еще не смирение. Ты перед слабым смирись».
Который год она все примеряла любовь, не находя по фигуре и впору.
1980
К тридцати годам он приобрел легкое отвращение к жизни.
В тбилисских магазинах можно было купить глобус Грузии.
Во дворе, звонко матерясь, играли дети.
«Дареному слону в хобот не смотрят» (индийская поговорка).
Она любила устраивать мелкое постельное хулиганство.
1981
Это не жизнь, а просто обмен веществ!
Страна стрелочников.
С возрастом проницательность прогрессирует, как дальнозоркость. И на людей уже не смотришь так легко.
Свободно конвертируемая девица.
Свисающие, как черные локоны, уши спаниеля и грустно-улыбчивый взгляд придавали ему сходство с Джокондой, только без ее самоуверенности.
На украшавшей парапет гранитной вазе два голубя по очереди клюют оставленный кем-то пончик.
Испытывал к ней глубокое половое чувство.
Лицо ее немного портила чересчур тщательная прорисовка деталей.
Когда он поставил стальные коронки на клыки, в его бабьем лице неожиданно появилось что-то зверское.
В те годы, когда сыр приобрел вкус мыла, а мыло – запах сыра.
Выученным движением, крючком указательного пальца, гэбэшник смахнул с него очки, чтобы, когда тот инстинктивно качнется их поймать, встретить страшным