что, пойдем? – спросила она.
– Куда?
– Как – куда? В загс!
Они бегом полетели одеваться, выбежали, как школьники на перемену, из домика на чуть подмерзшую грязь. Лена была в коротеньком – выше колен – каракулевом пальто – бабушка перешила для нее свое – и в тонком шерстяном платке цвета жирного красного борща, посыпанного мелкой зеленью. Федор Иванович хотел покрепче схватить ее под руку, но по ее лицу, рукам тут же пробежал строгий иероглиф: «Подождем с обнародованием наших отношений». И молча пошли рядом.
– Значит, бабушка разрешила? – спросил он.
– Бабушка приказала! Бабушка мне выговор закатила за тебя! Строго велела немедленно жениться!
Пройдя через парк, они зашли к Федору Ивановичу за паспортом и быстро, весело зашагали через поле, по Советской улице и переулкам – и к райисполкому. Лена уже знала весь путь. Проведя его по длинному коридору первого этажа, сказала: «Вот здесь», и они умолкли перед запертой дверью, на которой была приколота бумажка: «15 и 16 апреля отдел не работает».
– Ну и ладно, – сказала она, помолчав. – Ну и пусть.
– Отложим? – тихо спросил он.
– Нет, зачем… Пойдем жить ко мне. Там все готово.
– А бабушка?
– Бабушка вчера благословила меня и уехала в другой город. А потом она осторожно вернется.
И они неторопливо побрели обратно. Оба чувствовали некоторое беспокойство. Сунув руку глубоко в карман его пальто, Лена то и дело толкала его, толкала и притягивала, держась за этот карман.
– Жениться официально нам нельзя, – вдруг загадочно проговорила она. – Нельзя жениться. Ты мне не веришь.
«Да, – подумал Федор Иванович. – Нет, не „не верю“, а знаю, что у тебя есть какая-то начиночка». И промолчал в ответ на ее вынуждающее молчание.
– Во-от. Нельзя. А что мы идем ко мне – это я беру целиком на себя.
И, посмотрев на него, она кивнула выразительно: «Понимай как хочешь». Он не сказал ничего.
– Что загс? – Она толкнула его и притянула. – Тебе я, конечно, тоже не верю. Я знаю, что ты – Федор Иванович. И беру тебя без гарантий закона. Беритя и вы меня безо всяких гарантий. Беретя? Что это у вас? – Она достала из его кармана картонный коробок.
– Скрепки, – сказал он.
Она повертела в руке коробок, как будто не видя его, и положила обратно.
С того момента, как он вспомнил про эти скрепки, какая-то гадость опять засела в нем, отнимая волю.
– Ты какой-то торжественный. – Она приблизила к нему свои большие очки. За стеклами плавала, льнула к нему ее душа.
Сегодня что-то должно было произойти. «Нет, пусть, пусть будет ясность, – оправдывал он себя. – Объяснимся, войдем в рай чистыми».
– В какой рай? О чем ты?
Оказывается, он говорил вслух.
– Надо, наверно, ко мне сходить за вещами, – сказал Федор Иванович, когда они прошли через арку под спасательным кругом. Он пытался остановить время, влекущее его к неизвестному концу.
– Успеем, – ответила она. – У меня все есть.
– Может, купим что-нибудь?
– Все куплено. Ты боишься?
Они