чай, потом сделала еще глоток и перестала, наконец, дрожать. Заодно появилась небольшая ясность насчет «что дальше?» – жизнь не кончилась, это точно, и через полчаса начнется новый день.
– Все пристроены, все живут как-то, только ты вечно во что-то вляпаешься, – мать наворачивала картошку с майонезом, – за что он тебя выгнал?
– Я сама ушла.
Мать так и застыла с куском курицы в руке, медленно жевала и не сводила с Риты взгляд. Та допила чай и откинулась к стенке.
– Как сама, почему? – оторопела мать, и положила курицу в майонез.
Рита вдохнула, выдохнула, сжала пустую чашку в руках и залпом выдала все, что узнала сегодня от Светки. Под конец рассказа голос дрогнул, вспомнилась плитка в ванной и в кухне (будь весь этот дизайн неладен!), но удалось удержаться от слез. Мать прекратила жевать, грохнула вилкой о тарелку.
– Ну и что? Что тут такого?
Рита глянула через стол, решив, что показалось. Но нет, мать крепок держала вилку и стучала по столу черенком, звук шел такой, точно кости гремели.
– Нашли бы другое жилье или свое бы купили наконец…
– Мама, ты считаешь, что это нормально, что он врал мне четыре года? – шепотом спросила Рита, не веря своим ушам. Столько лет вранья, мерзости, двуличия, и мать считает это нормальным?
– Ты даже не спросила, почему он так поступил! – мать остервенело жевала курицу, – Может, были причины? Может, он так на свое жилье деньги собирал, откладывал, чтобы ты на всякую ерунду не потратила. А то выдумала: Париж какой-то! Не о парижах думать надо…
– То есть жить с человеком, который о тебя ноги вытер, это нормально? – Рита сдерживалась уже из последних сил. Снова заколотил озноб, уже больше похожий на лихорадку, к щекам прилила кровь.
– Ты могла бы хоть поговорить с ним, а не бежать сломя голову! – огрызнулась мать.
– Да он жил и бухал за мой счет! – выкрикнула Рита, – какая квартира, о чем ты! Он не работает больше года, ни один банк ему ипотеку не даст!
– Тебе бы только других обвинить, а сама не виновата! – мать поливала майонезом очередную куриную ногу и ела с такой скоростью, точно последний раз в жизни. У Риты к горлу снова подкатила тошнота, голос сорвался.
– И в чем я на этот раз виновата? – кое-как проговорила она. И поняла тут, отчетливо и до жути остро: чем бы ни закончился этот разговор, она сюда больше никогда не вернется. Это последняя ее ночь в родном когда-то доме, других не будет, ни одной.
– Ты могла бы помочь Игорю с работой, поддержать его, – заявила мать.
– Я хотела его к нам устроить…
– И что? – мать подозрительно смотрела Риту, будто та признавалась во всех смертных грехах сразу, пересчитывала их, дабы убедиться, что ничего не пропустили.
– Ему не понравилось, что руководитель женщина.
Мать закатила глаза, ухмыльнулась.
– Если типа тебя, то никому бы не понравилось, – она презрительно глянула на Риту. – Орет, визжит, бегает туда-сюда, – мать мерзко скривила