Волхв. Сердце угасающей жизни. J. R. Crow

было назвать его посохом – с ними и бегать неудобно, да тяжесть лишняя. Мечеслав сам вырезал его из ветви старого дуба – когда ещё верил, что волховское искусство правда служит добру и людям. Теперь он старался прикасаться к жезлу как можно реже – он ощущался отрубленной рукой мертвеца, которой не позволили успокоиться и снова и снова терзают нечестивым колдовством.

      – Удручает, – произнёс военный с горечью, но без осуждения. – Но это поправимо. Пусть твоим первым заданием будет вернуть этой вещи жизни. Так мы и узнаем, годишься ли ты для созидательной магии.

      – Но как?! – воскликнул волхв. Если бы он знал… если бы умел…

      Ответ был слишком неожиданным для человека в форме:

      – Попробуй для начала поверить.

      Мечеслав закрыл глаза, представляя, как тянется к жезлу тонкая сияющая ниточка. Она то и дело прерывалась, истончённая глубинным страхом… но вдруг окрепла, обрела силу и лозой оплела мёртвое древко.

      Даже не открывая глаз, волхв видел, как распускаются пока что робкие, маленькие, зелёные листочки.

      Солнце в ладонях

      Строгая форма казалась почти невесомой.

      Как жаль, что многолетние привычки нельзя стряхнуть так же легко, как маску и защитный костюм.

      В светлой аудитории собралось человек двадцать. Все молодые – ещё не искалеченные дыханием скверны. Звонкие голоса, полные надежд и радостных предвкушений отражались от расписных стен. Но лица – как у деревянных идолов – застывшие, бесстрастные.

      Мечеслав понимал, что и сам выглядит не лучше – разве под респиратором остаётся место для улыбки? Он недоверчиво попытался приподнять уголки губ – и вскоре бросил эти попытки. Какая разница, деревянное спокойствие, или деревянная ухмылка?

      Учитель, очередной военный, увидел эти неумелые потуги – усмехнулся в пышные усы, но ничего не сказал. Лишь дождался всеобщего внимания и молодцевато гаркнул: