оказались неплохими. Ну, отужинали вместе, байки там всякие как нужно потравили и заночевали. А утром, тепло распрощавшись, разошлись.
Только вот когда вышли к той охотничьей деревушке, то увидели щит, а на нём фотографии охотников, пропавших в тайге. Много фотографий. Старых, новых. И среди них те двое, с которыми выпивали. Местные им тоже подтвердили, что эти оба пропали пару месяцев назад, но одного уже нашли. Мертвым. Вот только фотографию забыли снять со стенда. А второго нет. Отец, никогда не веривший в такие сказки, еще долго пребывал в смятении и месяц не отпускал меня в тайгу.
– Жуткая история, – тихо подал я голос, не веря в такие охотничьи байки.
– Я тоже поначалу мало в это верил, – читая мои мысли, продолжил Ник. – Но тайга место особое. Дикое, страшное и мистическое. Я многому здесь удивлялся. Так что мы, аборигены, в такое верим. Может, поэтому и живы до сих пор. А вот тебе не надо. Ты здесь всего лишь на недельку.
Ник поднял фляжку, сделал ей кивок верх – вниз в мою сторону и опять отхлебнул.
Затем закрутил крышку, сунул флягу в куртку и сказал:
– Ладно, сейчас нам надо не этого бояться, – он опять посмотрел на меня холодным взглядом. – Чуть ниже, ближе к воде я видел следы. Не свежие, думаю, им несколько дней, три или пять. Это гризли. Нам ночью лучше быть начеку, поэтому нельзя сегодня увлекаться! – он кивнул в сторону моей фляги. – Ляжем сейчас, пораньше. Всё на сегодня! Не забудь, этой ночью ты подкладываешь брёвна.
Громко икнув, Ник устало поднялся и медленно пошел к своей палатке.
– Захочешь ссать, не отходи дальше двух метров!
И он исчез в своем шатре, а я, подкинув в костер брёвен, остался сидеть в задумчивости и таращиться на огонь. Но очень быстро холодало, и я тоже залез в спальный мешок в своей палатке. Мне не давали покоя мысли о гризли, который где-то тут бродил недалеко. Я надеялся, что едкий дым от костра его отгонит, и он к нам в лагерь не придет.
«Может, достать свисток, как Ник учил?» – я мысленно сам себе улыбнулся, но всё равно было жутко. Всё же медведи всеядны, очень умны, опасны, и здесь им некого бояться. Они хозяева Аляски, хотя знаю, что медведи, как и волки, стараются избегать встреч с человеком. Тот может быть с ружьем. «Конечно, – продолжал тянуть я мысль, – бедным медведям и без нас своих забот хватает. Биться за свою территорию, за место у реки, когда идет лосось, или за ту же самку. Но если он голодный, то, может, и ружье ему не страшно».
Я лежал и прислушивался к каждому шороху. И всё же скоро свежий воздух, сытость и усталость победили. Дремота одолела, и мне приснился сон, что я в прицеле черных глаз медведя. Уверенно и не спеша он шел за мной, а я бежал, но как-то очень медленно, как будто в чём-то ноги вязли, и он всё время за моей спиной. Еще чуть-чуть, и он меня догонит, одним ударом похоронит. А впереди меня обрыв, и дальше было некуда бежать. Надо стрелять, но нечем, ружье я где-то обронил. Медведь остановился, присел на попу неуклюже, вытянул вперед задние лапы и больше не спешил. И завладел мной мерзкий страх. Мне суждено погибнуть? В когтях медведя? Испуг и паника меня скрутили,