но она уцепилась за Рерика обеими руками, будто он и был ее любимым отцом, кричала, плакала и не давала себя поднять. Рерик чувствовал себя глупо, ему было жаль девушку, а к тому же она не давала ему сойти с места, где становилось все жарче и жарче.
– Рерик! Харальд! – вдруг раздался рядом крик, и оба брата обернулись на знакомый голос. – Что вы затеяли, безумные!
Перед ними появился отец Хериберт – даже без накидки, в своем простом некрашеном обе, подпоясанном веревкой. Рослый и худощавый, от волнения сильнее обычного дергая головой, что придавало ему сходство с лошадью, он непрерывно мигал левым глазом, что выглядело бы смешно, если бы норманны не были хорошо с ним знакомы и не знали, что все это у него обостряется в часы сильного волнения и даже потрясения.
– Графиня Теодрада известила меня, но я даже ей не мог сразу поверить! – продолжал отец Хериберт. – И я не верю своим глазам! Что вы здесь затеяли, безумцы! Вы, христиане, пошли на поводу у дьявола! Немедленно прекратите! Скорее, пока не поздно, пока не лег на ваши духи тяжкий грех убийства многих невинных людей!
– Отойди, поп! – рявкнул Харальд. – Я в твоих советах не нуждаюсь! Ступай в свою церковь и там учи, а я со своими делами разберусь сам!
При виде поддержки, да еще и самого духовника графской семьи, девушка закричала еще громче, снова стала сыпать бессвязными мольбами.
– Рерик, сын мой, опомнись! – будто ее было мало, приступил уже к нему Хериберт. – Разве этому я тебя учил? Разве для того вы принимали святое крещение, чтобы следовать самым жестоким, самым бесчеловечным из языческих обычаев! Подумай о своей душе! Подумай, что о вас скажут в королевских семьях, в родстве с которыми вы состоите!
У Рерика мелькнула мысль о короле Лотаре – потом о Карле – а потом о сестре обоих, Гизеле. И тут он не выдержал. Будущий гнев королей его не слишком волновал, но Гизела придет в ужас, когда узнает об их сегодняшних делах. И наверняка пожалеет о том, что была с ним так приветлива. Она будет считать его кровожадным варваром, устыдится своей прежней дружбы с ним. И особенно того, что случилось во время ее тогдашнего приезда во Фландрию… Она просила его не обмануть ее доверия – тогда Рерик считал, что она имеет в виду молчание, и молчал, не откликаясь даже на намеки лучших друзей. Но сейчас он вдруг понял, что обязан ей не только молчанием – но и поведением, таким, чтобы ей было за него не стыдно.
– Харальд! – резко оторвав от себя плачущую девушку, Рерик шагнул к брату. А девушка, тонким женским чутьем уловив перемену в его настроении, больше к нему не липла и даже затихла. – Харальд, он прав. Мы вообще не сможем оставаться здесь, если сожжем этих уродов! Король Лотарь не простит нам такого самоуправства в его владениях.
– К троллям Лотаря! Нам будут плевать в лицо, а мы – утираться? Да лучше нам вернуться во Фландрию или в Смалёнд, чем такое терпеть!
– Но предложи им хотя бы сдаться! Может, им уже хватило, может, от дыма у Альдхельма вправились мозги! Если он признает