внизу заостренные верхушки полуторасаженного тына, и подмерзшая земля радостно рванулась навстречу заблудшему сыну, вздумавшему полетать, – уже с другой стороны.
Этот случай долго со смехом обсуждал весь Белгород. Надежа благодарил Явора и подарил ему плеть с костяной рукояткой, с навершием в виде волчьей головы. Подарок был с намеком и с предупреждением. Старший городник знал, что Явор и сам непрочь посвататься к его дочери. И вот что тебе нужно будет, если ты мою дочь возьмешь! – хотел бы любящий отец сказать желанному зятю.
А сама Медвянка, с восхищением наблюдавшая полет Молчана, тут же кинулась рассказывать подружкам смешную повесть. Не упустила они ни одной мелочи – только забыла поблагодарить Явора.
– Метнул, – спокойно подтвердил Явор, положив руку на столб крыльца и больше не трогая Медвянку. – И еще метну, коли опять стыд забудет. И покуда не сыскался такой, кто меня через тын метнет, я свою дорогу не брошу. Нет у меня ни матери, ни сестры – ты одна мне всех дороже!
– Я тебе дорога! Выкупить меня – твоей казны не хватит! – крикнула Медвянка и взлетела по ступенькам до самого крыльца.
Явор подался за ней, но она толкнула дверь и скрылась в сенях, только медово-золотистая коса с красной лентой и двумя серебряными монетами-диргемами на конце мелькнули перед глазами огорченного и раздосадованного Явора.
В сердцах ударив кулаком по резному столбу, Явор сел на ступеньку крыльца и угрюмо вздохнул, жалея, что опять заговорил с Медвянкой о любви. Знал ведь, что кроме обиды ничего не добьется, но тоска по Медвянке, и зимой не оставлявшая его, весной вскипела, как горячая смола, а сама девушка показалась ему сейчас еще краше прежнего и слова сами рвались с губ. Казалось, промолчу – задохнусь. Или правда за чужую ложку сдуру схватился, не про меня такая красавица? Явор был высок и статен, но красотою похвалиться не мог: его волосы выгорели на степном солнце почти до белизны, а лицо потемнело, отчего он казался несколько старше своих нынешних двадцати трех лет. В придачу нос его, когда-то давно перебитый, имел горбинку и был немного сворочен в сторону. Такой жених казался Медвянке недостойным ее красоты, и она без стеснения насмехалась над ним. Бывало, Явор по несколько дней отворачивался, проходя мимо Надежиного двора, но красота и прелесть Медвянки снова и снова заставляли его забывать насмешки и прощать обиды. Такую красоту дают богини, а Мать и Дочь не рождают на свет ничего дурного. Только доброе, только на радость. Явор любовался Медвянкой как зарей или радугой, и, страдая от ее насмешливости, в красоте ее находил утешенье.
Все еще улыбаясь после встречи с Явором, Медвянка поднялась в терем. В глубине души ей льстило, что первый молодец в Белгороде, предмет вздохов многих девиц детинца и посада, любуется только ею и не глядит даже на других. Это вам не Молчан! Слова Явора о любви были ей что прыжки через костер – близко к чему-то важному, священному, и страшновато, и весело, под ногами жар, над головой ветер, и дух захватывает,