сколько с ужасом от того, что я оказалась в такой ситуации. Унизительной ситуации.
Я выручила за браслет приличную сумму – хотя получить я должна была больше. Двадцать банкнот по 200 евро. Деньги казались грязными: пот чужих рук, вьевшаяся грязь. Я сунула пачку банкнот в толстый конверт, там, на фоне тонкой кремовой открытки, они выглядели еще грязнее.
Как будто это каким-то образом сделало факт передачи денег не таким ужасным, менее унизительным. Я оставила его, как было указано, под шаткой ступенькой перед воротами дома.
На время я покрыла свои долги.
– Возможно, теперь вы захотите вернуться на третий этаж, – говорю я странной неряшливой девушке. Его сестра. В это верится с трудом. На самом деле, трудно представить, что у него вообще было детство, семья. Он казался таким… сдержанным. Как будто пришел в этот в мир уже взрослым.
– Я не расслышала вашего имени, – говорит она.
Я и не представлялась.
– Софи Менье, – произношу я. – Мы с моим мужем Жаком живем в пентхаусе на этом этаже.
– Если вы в пентхаусе, то что там наверху? – Она указывает на деревянную лестницу.
– Вход в chambre de bonne – комнату прислуги – под крышей дома. Я киваю в сторону лестницы. – Но я уверена, что вам это не нужно.
Она понимает намек. Она должна пройти прямо мимо меня, чтобы спуститься обратно. Я ни на сантиметр не сдвигаюсь с места, когда она проходит мимо. Только когда у меня начинает ныть челюсть, я понимаю, как сильно стиснула зубы.
Я закрываю за собой дверь квартиры и вспоминаю, как Софи Менье только что посмотрела на меня: как будто я была чем-то, что она нашла на подошве своей туфли. Может, она и француженка, но я знаю женщин такого типа. Блестящие черные волосы, шелковый шарф, люксовая сумка. То, как она подчеркнула слово «пентхаус». Она сноб. Для меня это не в новинку – когда на тебя смотрят как на мусор. Но я почувствовала что-то еще. Возможно, враждебность, когда я упомянула Бена.
Я думаю о ее предположении, что он, якобы уехал.
– Сейчас не самое подходящее время, – сказал он по телефону. Но он не мог просто взять так и уйти, молча… правда же? Я его семья – его единственная семья. Как бы он ни был расстроен, не думаю, что он бросил бы меня.
Что же, не впервые он исчез из моей жизни. Так случилось, когда у него внезапно появились новые блестящие родители, готовые увезти его в новую волшебную жизнь с частными школами, каникулами за границей и семейными лабрадорами, и, извините, но Дэниелсы могут усыновить только одного ребенка. И, собственно, детей из одной семьи лучше разделить, особенно, если у них общая травма. Как я уже говорила, моему брату всегда удавалось влюблять в себя людей. Бен уезжает на заднем сиденье темно-синего «вольво» Дэниелсов, один раз оборачивается назад, а затем смотрит прямо, вперед в новую жизнь.
Нет. Ради всего святого, он оставил мне голосовую заметку с инструкцией. И даже если по какой-то причине ему действительно пришлось уехать, то почему он не отвечает ни на мои звонки, ни на сообщения?
Я все время