ташке лежит наточенный нож для кастрации. Лу не знает пощады. Он известен тем, что не берет пленных. Он просто достает нож, сдергивает с вас бриджи и отрезает ваш…
– Шарп! Пожалуйста! Прошу вас! – Побледневший Рансимен как зачарованный смотрел на перочинный нож и не мог отвести взгляда. – Вовсе не обязательно расписывать это в таких подробностях!
– Генерал! Я поднимаю серьезный вопрос! С моей горсткой стрелков дать отпор бригаде французов невозможно. Я мог бы нанести им урон, если бы у ирландских парней было оружие, но без мушкетов, штыков и боеприпасов… – Шарп покачал головой и щелчком убрал лезвие. – Вам выбирать, генерал, но, будь я старшим британским офицером в этом форте, я бы нашел способ как можно быстрее добыть исправное оружие. Конечно, если бы не хотел по возвращении в Гэмпшир брать высокие ноты в церковном хоре.
Рансимен уставился на Шарпа невидящими глазами. По его лицу катился пот, а воображение, вероятно, заполняли жуткие картины: носящиеся по захваченному форту и кастрирующие всех подряд французы.
– Но они не хотят давать нам мушкеты, Шарп. Мы пробовали! Кили и я, мы вместе пробовали! И этот недотепа, генерал Вальверде, тоже просил за нас, но генерал-квартирмейстер сказал, что сейчас имеет место временная нехватка оружия. Выразил надежду, что генерал Вальверде сможет убедить Кадис отправить нам испанские мушкеты.
Видя отчаяние Рансимена, Шарп покачал головой:
– А раз так, генерал, мы вынуждены позаимствовать британские мушкеты до прибытия испанских. Всего-то и дел, что перенаправить пару фургонов. Печати у вас еще остались.
– Но я не имею права распоряжаться фургонами! У меня его больше нет! Я принял новую должность, новые обязанности.
– У вас слишком много обязанностей, генерал, – сказал Шарп, – потому что вы слишком ценный человек. Но право же, сэр, вам не следует волноваться из-за деталей. Ваше дело – принять общие решения и предоставить мелочи мне. – Шарп подбросил и поймал перочинный нож. – И о лягушатниках, если они нападут, тоже позабочусь я. А вы занимайтесь более важными вещами.
Рансимен откинулся на спинку складного стула, который угрожающе заскрипел:
– В ваших словах есть смысл, Шарп. Действительно есть. – Рансимен поежился, представив масштаб преступления. – Вы ведь полагаете, что я всего лишь предвосхищаю приказ, но не нарушаю его по сути?
Шарп посмотрел на полковника с притворным восхищением:
– Мне бы ваш ум, генерал! Вы просто блестяще это сформулировали. «Предвосхищение приказа». Даже досадно, что я сам до этого не додумался.
Рансимен расцвел от комплимента.
– Моя дорогая матушка всегда говорила, что я мог бы стать адвокатом, – с гордостью сказал он, – а может, даже лорд-канцлером! Но отец решил, что мне надлежит избрать честную карьеру.
Он положил на самодельный стол несколько чистых листов бумаги и начал писать приказы. Время от времени ужас чинимого нарушения вновь останавливал его руку, но каждый раз Шарп щелчком открывал и закрывал