заключение о том, что смерть наступила в результате паралича сердца. То есть, не произнеся ни слова возражения, сделали то, что от них потребовали. Никаких дополнительных вопросов не возникло, после чего их всех развезли по домам, предупредив, что они имели дело с важнейшей государственной тайной. Позволь мне тебя спросить, Лё, это что, тайна государства или… – Он остановил друга и прошептал ему прямо в ухо: —…Или преступной шайки?
По коже Пулково поползли мурашки.
– Как же ты избежал этого, Бо? Должен признаться, что я и тогда был удивлен, не найдя твоего имени в синклите.
Градов, опустив голову и скрестив позади руки, пошел вперед.
– Понимаю, о чем ты говоришь, – сказал он. – Вот так получилось, тогда, в двадцать пятом, не избежал, а сейчас избежал. По правде говоря, это Мэри меня спасла. Завесила шторы, заперла кабинет, всем говорила по телефону и приезжающим: Бориса Никитича нет, он в Ленинграде или в Мурманске, точно на данный момент неизвестно. Конечно, если бы я был на консилиуме, я бы тоже подписал, в этом нет никаких сомнений, но… но я сейчас не об этом, Лё, не о нас, слабых и грешных… Впрочем, что там, никто не может сделать ничего…
Некоторое время они шли молча. Сквозь прозрачные вуали бабьего лета вдруг прошла струя резко холодного, то есть настоящего, ветра. Она взвихрила лесной мусорок на тропинке и реденький ковылек на головах двух друзей.
– Эх, Бо, дорогой ты мой Бо! – вдруг произнес Пулково, и Градов даже чуть споткнулся от удивления: такие эпитеты не были приняты в их полувековой сдержанной дружбе. Леонид Валентинович тут же, конечно, понял, что нарушил стиль, как-то неловко переменил ногу, заговорил с какой-то чуть ли не мальчишеской небрежностью. Звучало это тоже не очень-то естественно, но, в общем-то, он понемногу выбирался из своего сентиментального ляпа.
– Ты знаешь, я тебе всегда завидовал, что ты врач, что ты так здоровски… – даже устаревшее гимназическое словечко употребил, – так здоровски своим делом занимаешься, и дело у тебя по-настоящему полезное, практическое, а я в бесконечных отвлеченных экспериментах погряз…
– А сейчас уже не завидуешь? – усмехнулся Борис Никитич.
– Сейчас я хотел бы, чтобы ты был физиком и работал со мной в одном институте.
– Это почему же? – изумился Градов.
– Потому что мне стало иногда казаться среди нынешней чумы, что моя наука дает какую-то странную гарантию. Пусть небольшую, ограниченную, но все-таки гарантию. Помнишь мой разговор с Менжинским десятилетней давности? Так вот, сейчас вопрос сверхоружия волнует их там в сто раз больше. Что-что, но разведка у них поставлена на широкую ногу…
– У кого «у них»? – спросил Градов.
– «У них» в смысле «у нас», – поправился Пулково и продолжил: – И разведка приносит все больше и больше информации о ядерных исследованиях в Великобритании, Германии и в Северо-Американских Штатах. Они просто ужасно боятся отстать от Запада. С моей точки зрения, бояться пока еще нечего, для производства