тоже молчали. Что творилось у нас в головах? Как я полагал, ничего. Нами всеми овладело оцепенение и отупение. Лично мне казалось, что перед моей головой кто-то повесил доску, а в мозгу поселилась какая-то темная пустота.
Кто-то из русских задал вопрос, который тут же перевели. Он хотел знать, были ли среди нас офицеры. Я собрался ступить вперед, но мои солдаты удержали меня.
– Спокойно, господин капитан! – прошептал Роттер. – Мы хотели держаться вместе, а так нас разделят.
Он был прав, и я не хотел, чтобы меня отделили от моих солдат, особенно сейчас, на пути в неизвестность!
Чуть впереди нас кто-то из немецких офицеров вышел вперед. Ему что-то приказали по-русски, потом команду перевели. Он отправился в головную часть колонны и отдал приказ двигаться дальше. И колонна вновь направилась на запад. Повсюду, куда бы мы ни смотрели, были такие же колонны военнопленных.
Я не знаю, как долго мы брели по снегу. Минуты? Секунды? Все это было настолько невероятно, что осталось за рамками моего понимания. До этого момента мы сражались, наносили и, естественно, сами получали удары, а теперь вот брели куда-то бесконечной колонной пленных.
Снова остановка. Нас остановили перед каким-то штабом. Я не знал, что произойдет дальше. Я не мог поверить своим глазам: женщина в красноармейской форме устремилась внутрь одного из зданий. Рядом со мной кто-то из моих товарищей предпринимал неимоверные усилия, чтобы хоть как-то согреть консервы. В консервных банках находилась уже готовая к употреблению еда. Я подумал, откуда у них пища. Мы уже много дней не видели таких вот банок. С терзаемыми голодом желудками мы смотрели, как другие едят. Я думал о вчерашнем вечере, когда мы поделили на 48 человек, включая меня, 4 килограмма хлеба, три четверти банки шока-колы и немного жира. К счастью, ночью Павеллек убил ютившуюся с нами в бункере кошку и приготовил ее. Каждый из моих верных товарищей получил сегодня утром по маленькому кусочку задней лапы животного. Рядом со мной какой-то артиллерийский фельдфебель склонился под тяжестью увесистого заплечного мешка. Как я заметил, мешок был полон свежего хрустящего хлеба. Откуда у этого солдата свежий хлеб? Стоявшие рядом солдаты попросили его поделиться. Он отказал. Ну что за пес! Ведь любой солдат знает о моральном долге делиться.
– А теперь вы дадите немного и другим! – велел я ему.
В мою сторону обернулась щекастая нахальная физиономия.
– Кто вы такой? Можете поцеловать мой зад!
Я вскипел внутри, но сумел взять себя в руки и отвернулся. Роттер стал выговаривать унтер-офицеру:
– Следи за своим поведением! Перед тобой капитан.
Уже направляясь прочь, я слышал его ответ:
– Мне плевать, мы теперь все военнопленные!
Мне было стыдно: никогда прежде мне не пришлось испытывать ничего подобного, и я никогда бы не поверил, что такое возможно.
Мы так стояли на месте уже примерно полтора часа. Процедура так называемого контроля проходила очень медленно. Те,