напасть – в тот момент, когда ты ослабишь поводок. Он это сделает, даже если сыт. И в стаи они сбиваются не от любви друг к другу – так проще выжить. Их поведение предопределено инстинктами.
– Знаешь, – Шаман как-то помимо воли втянулся в разговор, – используя твою метафору, волками волков сделала жизнь. Эволюция. Вот ты, небось, вырос в цивилизации, ходил в нормальную школу, институт закончил… И предки твои до десятого колена. Ты знаешь историю их народа и знаешь, какую роль там сыграли мы. Нас туда никто не звал. Наши тоже уходили в партизаны, когда пришли немцы, потому что это как раз логично – защищать свою землю. Наших, по-твоему, тоже надо было уничтожать?
– С позиций немцев – да. Что они, кстати, и делали. Это ты к чему?
– К тому, что как-то… нагло это: прийти к другим и диктовать свои условия.
– И что с того? Какое мне дело до этого? Мы взяли эту землю по праву сильного, а когда понадобилось навести порядок – вдруг вспомнили о гуманизме.
– Ну сейчас-то там более-менее порядок.
– Да ну? Просто поводок туго натянут. И кормят так, что брюхо поднять трудно. Зачем тебе в хозяйстве волк? Дом сторожить не оставишь – его самого сторожить надо, чтобы не стал коров резать. И приказы будет исполнять, только пока видит занесенную над собой палку. Какая от него польза?
– Это все логично, пока ты говоришь про волков. Но мы все-таки говорим про людей.
– А что такое человек?
– Двуногое животное без перьев, – ухмыльнулся Шаман.
– Нет, солдат. Человек – это животное, в поведении которого разум преобладает над инстинктами. Которое, пусть даже и на миг, но способно осознать, что жрать и размножаться – это еще не все. Которое в промежутках между жратвой и размножением может летать в космос, где жрать очень невкусно, а размножаться не с кем.
– Дедушка Фрейд все равно свел бы это к «жрать и размножаться».
– Дедушка Фрейд пытался объяснить потребности разума с позиции выгоды. Это свойственно его народу. Кто виноват, что выгоду эту он видел только в «жрать и размножаться»? А отказаться от категории выгоды он не мог – тогда бы пришлось вводить «искру божью». Так вот, этой «искрой божьей» я, вслед за прадедушкой Кантом, считаю способность человека к творчеству как невыгодной противоположности «жрать и размножаться».
– Ну тогда тебе нужно признать, что наибольшая концентрация «божьей искры» содержится как раз в представителях народа дедушки Фрейда.
– Это не так. Они ее давно потеряли и теперь усиленно ищут. Пытаются заниматься творчеством – и доводят идею до абсурда. Хватают творения других – и разбирают на составляющие, разрушая суть. Это то самое проклятие за распятие Бога, сиречь – потерю «искры».
– «Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут», – ехидно заметил Шаман, с интересом разглядывая Седого.
– Если не умный, то как минимум начитанный, – похвалил сталкера Седой. – Приятно общаться с интеллигентным человеком.
В кармане полковника звякнул сигнал телефона. Он быстро