давал знать, что очень хотел бы упасть в сон. Быть может, буквально. Джеймс охотно слушал ход разговора, иногда отвлекаясь на свои мысли. Зачастую свои темы в голове возникали из-за цепкой идеи, выраженной где-то там, в коллективе. Наш товарищ ее брал, критиковал или интересовался, оценивал свое отношение к надуманному, разворачивал, развивал дальше; все время что-то такое он доводил до величественного, изобретательного, самобытного. Это частично могло объяснить, почему в большинстве случаев Джеймс наедине с собой мог получать тот же фрагмент удовольствий, какой люди обычно склонны принимать именно во время разговора, общения с кем-либо еще. Проблема заключалась в том, что мужчина устал. И уже ни от людей, ни от себя он не ощущал тот самый независимый беззаботный прилив сил и спокойствия, как у него происходило ранее. Тем не менее основа если и разрушается, то всегда не полностью или под самый конец. В данном случае основой этого нетипичного механизма души у Джеймса являлось то необычное, но такое глубокое чувство прозрения и миролюбия при какой-либо людской деятельности.
Постепенно глаза закрывались, главный герой с какого-то момента перестал следить за внешними изменениями в социуме, жизни. Он целиком погрузился в себя, свою среду, природу, мысли. На редкость внутри чувствовалась та искренняя бесстрашная атмосфера, какая скрывалась в досадной тьме огромное количество времени. Будто бы вдали был услышан легкий стул чего-то стеклянного о дерево, полированное и твердое. В голове мимолетно, едва одеваясь в слова, проскочило: вероятнее всего, поставили коньяк. После данных умозаключений Джеймс практически полностью отрубился, можно и так сказать, уже в тот момент наиболее ясно установив контакт с самим собой с высокой возможностью монолога. Тревожные домысли насчет того, что дорогой алкоголь могут утащить к тому времени, как помещение перед своим желанным отпуском превратится в ночной клуб, не сильно напрягали мужчину. Он преданно был уверен, что персонал никогда не допустит этого. Ни при каких обстоятельствах.
Началась в каком-то еле слышном углу беседа. Два донельзя знакомых собеседника, одна волна ощущений, но такие разнообразные скачки рассуждений. Говорят, когда человек разговаривает сам с собой, это развивает мышление. А что, если это не разговор, а мысли вслух? Тем самым, логически все скомпоновав, можно задать вопрос: мысли вслух ничем не похожи на разговоры с собой? Человек у себя в голове не разговаривает разве с собой? И я вам опять же скажу, что здесь так легко спутать тонкие грани общего определения. Человек создает в своей голове тот распорядок подачи мыслей, формы внутреннего голоса, что это может быть далеко не разговор, а какой-нибудь отчет, график.. Но мышление в любом случае будет развиваться. Так вы скажете. Различимы в данном случае лишь оформление и мыслительные приоритеты в жизни, заключенные путем внимания, способностью и складом ума.
В разговоре